Сибирская эпопея

Проведение Транссиба через Китай: об этом-то сверхсекретном проекте Витте и желал побеседовать с эмиссаром китайского императора во время коронации Николая II в Москве. Сам царь в конце концов согласился со столь смелым вариантом. В целях ускорения строительства он собственноручно подписал распоряжение об увеличении бюджета на 500 млн рублей.¹²⁷ Чтобы завоевать расположение Ли Хунчжана, всесильного представителя Срединной империи, в ход было пущено все. Вначале, чтобы китайского эмиссара по дороге не перехватили другие европейские руководители, в Порт-Саид на Суэцком канале направился русский военный корабль, встретивший его и сопроводивший до Одессы. Там сановника чествовали военным парадом, что обычно предусматривалось этикетом только для монархов. Наконец, специальным поездом он проехал через всю Европейскую Россию в Санкт-Петербург, где его встречал Сергей Витте. Последний пишет: «Мне, в моей государственной деятельности, приходилось видеть массу государственных деятелей, имена некоторых из них вечно останутся в истории, и в числе их Ли-Хун-Чана[110] я ставлю на высокий пьедестал: это был, действительно, выдающийся государственный деятель, но, конечно, это был китаец с отсутствием всякого европейского образования, но с громадным китайским образованием, а главное, с выдающимся здравым умом и здравым смыслом. Недаром поэтому он имел такое громадное значение в истории Китая и в управлении Китаем; в сущности Ли-Хун-Чан и управлял Китайской Империей».¹²⁸ Министр финансов, не скупившийся в своих «Воспоминаниях» на похвалы самому себе, с гордостью сообщает, что он знал, как принимать человека с Востока: «С первого же раза мне сказали, что при ведении переговоров с китайскими сановниками прежде всего никогда не надо спешить, так как это считается у них дурным тоном, надо все делать крайне медленно и обставлять все различными китайскими церемониями. И вот, когда вошел ко мне Ли-Хун-Чан в гостиную, я вышел к нему навстречу в вицмундире; мы с ним очень поздравствовались, очень низко друг другу поклонились; потом я его провел во вторую гостиную и приказал дать чай. Я и Ли-Хун-Чан сидели, а все лица его свиты, так же, как и мои чиновники, стояли. Затем я предложил Ли-Хун-Чану: не желает ли он закурить? В это время Ли-Хун-Чан начал издавать звук, подобный ржанию жеребца; немедленно из соседней комнаты прибежали два китайца, из которых один принес кальян, а другой табак; потом началась церемония курения, которая заключалась в том, что Ли-Хун-Чан сидел совершенно спокойно, только втягивая и выпуская из своего рта дым, а зажигание кальяна, держание трубки, вынимание этой трубки изо рта и затем вставления ее в рот – все это делалось окружающими китайцами с большим благоговением. Подобного рода церемониями Ли-Хун-Чан явно желал произвести на меня сильное впечатление. Я к этому относился, конечно, очень спокойно и делал вид, как будто я на все это не обращаю никакого внимания. Конечно, во время первого визита я ни слова не говорил о деле».¹²⁹

Принесло ли желанные плоды искусство восточной дипломатии в исполнении Сергея Витте? Факт, что в ходе многочисленных встреч русский и китайский министры постепенно продвигались маршрутом, намеченным крестным отцом Транссиба. Китайцы были готовы предоставить концессию на строительство железной дороги через свою территорию в обмен на секретный договор о взаимной обороне – «Договор о целости Китая», как назвали его собеседники. Главный аргумент Витте сводился к следующему: Россия согласна прийти на помощь Китаю в случае нападения на него, однако для осуществления этой цели ей нужны способы быстрой доставки своих войск. «Для того, чтобы мы могли поддерживать целость Китая, нам прежде всего необходима железная дорога, и железная дорога, проходящая по кратчайшему направлению во Владивосток; для этого она должна пройти через северную часть Монголии и Манджурии[111]»,¹³⁰ – писал он.