Сибирская эпопея

В первые дни своего царствования Николай I главным образом занимался личным расследованием заговора. Он хотел все узнать, все понять, встретиться со всеми конспираторами. Через допросы с его участием прошли десятки людей. Приемная государя стала штаб-квартирой расследования: здесь высокопоставленные армейские и полицейские чины сводили воедино всю информацию, полученную на допросах в застенках Петропавловской крепости. Шли недели, но царь все так же удивлялся, встречая знакомые лица. Некоторым из них (как, например, князю Сергею Григорьевичу Волконскому, одному из главных организаторов мятежа, за судьбой которого мы будем следить несколько пристальнее) он обещал милость в обмен на полноценное участие в следствии. «От искренности ваших показаний зависит ваша участь», – сказал он князю Волконскому, протягивая ему список вопросов.³ Некоторые отвечали только общими фразами или отказывались называть имена. Другие, в частности князь Трубецкой, падали в ноги царю, умоляя сохранить им жизнь. Декабристы планировали, что Сергей Трубецкой будет руководить восстанием в статусе «диктатора» на римский лад, а позже управлять государственными делами до введения Конституции, которую они предполагали учредить. Но в решительный момент он не явился на площадь. Охваченный сомнениями, он сначала выжидал в Генштабе, потом в Строгановском дворце, а потом, услышав шум, доносившийся с улицы, пошел в австрийское посольство просить убежища. Однако он прекрасно понимал, что само участие в заговоре будет стоить ему жизни. Позже Николай I писал брату, что князь пал к его ногам самым недостойным образом.⁴ Тем не менее, ему сохранили жизнь.

Ответ Николая I на восстание декабристов в итоге сводится к одному слову: «Сибирь». 30 июня 1826 года на заседании Верховного уголовного суда был вынесен приговор 122 обвиняемым в их отсутствие. В состав суда входили 72 высокопоставленных сановника, средний возраст которых составлял 55 лет⁵, то есть они были вдвое старше подсудимых. По сути, одно поколение выносило приговор другому. Обвиняемых разделили на 11 разрядов в зависимости от степени их виновности, установленной в ходе следствия. Пять предполагаемых руководителей заговора были поставлены «вне разрядов». Суд, заседание которого в данном случае больше было похоже на ассамблею, начал вынесение приговоров с них. В записке, куда следовало вписать предлагаемый приговор, старый князь Лопухин, председатель суда, служивший при пяти царях и страдавший глухотой, указал: «Четвертовать». Другие члены коллегии согласились с ним. Некоторые из них ограничились более мягкой и расплывчатой формулировкой «позорная смерть». Только адмирал Мордвинов выступил за сохранение жизни молодым офицерам: он предложил разжаловать их, лишить дворянского звания, положить головы на плаху, а потом отправить на каторжные ра-боты.⁶ К обеду пять главных заговорщиков были приговорены к четвертованию – самому жестокому виду смертной казни, которое можно найти в российской юридической практике. В глубине души члены судейской коллегии знали, что царь захочет проявить милосердие и сам смягчит приговор. Действительно, позднее он заменил четвертование этих пятерых осужденных казнью через повешение.

В конце списка находились обвиняемые, чье участие в заговоре было сочтено минимальным; они были разжалованы и сосланы на Кавказ. Подавляющее же большинство, свыше ста осужденных, распределили по разрядам, наказание для которых находилось в диапазоне от смертной казни до ссылки на каторжные работы и поселение на долгие годы. Все они были лишены чинов и дворянства и разжалованы в солдаты[125]. Всех ждала Сибирь.

Жены главных обвиняемых узнали о суровом приговоре еще до его публикации через своих информаторов. По воспоминаниям Полины Анненковой, вечером, накануне оглашения приговора, две из них, переодевшись в простое платье, пробрались на стену Петропавловской крепости, по которой раз в год совершался крестный ход. Внезапно в темноте часовые услышали женский крик на французском языке: «Приговор будет ужасен, но наказание будет смягчено». За толстыми стенами казематов послышался гул и ответный крик, тоже по-французски: Merci!⁷.