Сибирская эпопея

Мария Волконская была идеальной героиней, чтобы привнести в эту драму сентиментально-романтическую нотку. Черты лица подростка, тонкая и гибкая талия, величественные аристократические манеры. За темные волосы и горящие темные глаза ее называли «девой Ганга». Но у правнучки ученого Ломоносова было прекрасное образование и широкий кругозор: наделенная большой любознательностью, она говорила на нескольких языках и, по свидетельству князя Долгорукого, являлась «дамой весьма вежливой, приятной беседы и самого превосходного воспитания»,²³ а также обладала сильным характером. Весть об аресте мужа стала большим потрясением для молодой супруги, едва оправившейся после тяжелых родов. Заговор? Против царя? И человек, ставший ее мужем, в два раза старше ее самой, – его организатор? Вся семья была в полном смятении. Ведь не только Волконский оказался под арестом. Подозрение коснулось и брата Марии. Ее дядя Давыдов также был в числе главных обвиняемых. Несколько их близких друзей оказались в Петропавловской крепости. Что касается отца молодой Марии Волконской, генерала Раевского, прославленного полководца, про которого поэт Жуковский писал, что «он был в Смоленске щит, в Париже меч России»,²⁴ то он был сражен горем. По приказу царя годом ранее его отправили в отставку из-за подозрений в симпатии к либеральным идеям, опасным для режима. После волны арестов в семье в обществе на него смотрели подозрительно, как на главу семьи мятежников.

Едва придя в себя, Мария вернулась в столицу, взялась за перо и написала прямо государю. Ей было всего 19 лет, когда она была помолвлена и обвенчана с известным человеком, про которого она, в сущности, ничего не знала. После свадьбы она прожила с ним всего три месяца. Он был полностью разжалован, лишен всех титулов и наград, отныне он стал изгоем, навсегда отвергнутым обществом. Однако она умоляла Николая I, которого пытался свергнуть ее муж, позволить ей последовать за супругом на каторгу. Она знала, что ей придется оставить новорожденного сына, который не перенес бы этого путешествия. Императорская канцелярия в любом случае запретила бы ей, как и всем женам декабристов, взять с собой ребенка. Но Мария была полна решимости ехать и продала большую часть своих драгоценностей, чтобы оплатить поездку. «Мой отец, этот герой 1812 года [войны с Наполеоном], – вспоминала она в записках, написанных исключительно для детей и внуков, – не владея собою, поднял кулаки над моей головой и вскричал: “Я тебя прокляну, если ты через год не вернешься”».

21 декабря 1826 года, почти год спустя после неудавшегося переворота, царь ответил ей: «Я получил, княгиня, ваше письмо от 15 числа сего месяца; я прочел в нем с удовольствием выражение чувств благодарности ко мне за то участие, которое я в вас принимаю [sic, в оригинале по-французски]; но во имя этого участия к вам и я считаю себя обязанным еще раз повторить здесь предостережения, мною уже вам высказанные относительно того, что вас ожидает, лишь только вы проедете далее Иркутска. (Подпись) Благорасположенный к вам Николай».²⁵

* * *

Иркутск. Иркутск – как граница двух миров. По ту сторону Иркутска начиналась совсем другая Россия. Переход за Байкал был, конечно, путешествием в дикие и неизведанные земли, граничащие с Китайской империей. Но это была и совсем особая территория в административном отношении. С тех пор, как в конце XVII века первопроходцы поднялись по притокам реки Амур, например, по Аргуни, там были обнаружены залежи железной руды, а главное – серебра, свинца и золота. Местные народы, кстати, обладали большим мастерством в области обработки благородных металлов. Первый серебряный рудник был открыт в 1704 году. Нет необходимости пояснять его значение: Российской империи мучительно не хватало драгоценных металлов для чеканки монет. В последующие десятилетия Петр I и его наследники всеми силами способствовали освоению малонаселенных территорий в треугольнике между Байкалом, китайской границей и слиянием Шилки и Аргуни. Согласно императорскому указу, недра и все рудники в этом регионе были собственностью короны. Таким образом, огромное пространство фактически непосредственно относилось к личной казне императорской семьи. Проживавшие там казаки и крестьяне подчинялись правлению Нерчинского горного округа, руководители которого полновластно управляли этой внутренней провинцией, находившейся в частной собственности. Даже в 1913 году, согласно переписи имущества, в состав Нерчинского горного округа входило 250 тыс. кв. км, то есть немногим больше современной территории Великобритании, в том числе 100 тыс. кв. км районов непосредственной добычи и их окрестностей, были в исключительной собственности короны.²⁶