Сибирская эпопея

Нерчинский округ был государством в государстве. Как правило, при каждом руднике имелся завод, где обрабатывали руду, и тюрьма, где жили каторжники. Все население рудника, тюрьмы и завода составляли заключенные. Эта бесплатная рабочая сила была двигателем государственной машины Российской империи, необходимым ей для добычи золота и серебра, пополнявших личную казну царя. Нерчинская каторга, как ее обычно называли, в сущности, состояла из ряда острогов, разбросанных по этому отдаленному уголку Забайкалья, и объединяла в своем составе 14 каторжных тюрем. В этой вселенной, отрезанной от остальной России, жизнь заключенных подчинялась особому режиму: приговоренные к срокам менее 20 лет носили колодки на ногах, им выбривали половину головы, а на спину рубахи пришивали буквы, обозначавшие их категорию. Осужденные на 20 лет или на пожизненное заключение носили также кандалы на руках, голову им выбривали полностью, и только они работали в подземных шахтах.²⁷ Волконский, Трубецкой и другие заключенные декабристы относились к этой группе.

Чтобы супруга «государственного преступника Волконского» смогла попасть в эту огромную каторжную зону, ей были поставлены нечеловеческие условия. Она должна была не только оставить новорожденного сына Николая, но и «потерять прежнее звание, то есть быть признаваема не иначе, как женою ссыльнокаторжного». Для полной ясности в бумагах, которые она должна была подписать, уточнялось, что «даже и начальство не в состоянии будет защищать ее от ежечасных могущих быть оскорблений от людей самого развратного, презрительного класса, которые найдут в том как будто некоторое право считать жену государственного преступника, несущего равную с ним участь, себе подобною». Дети, которые могли родиться в Сибири, «поступят в казенные заводские крестьяне», то есть будут рабами государства. «Ни денежных сумм, ни вещей многоценных с собой взять не дозволено», кроме того, «отъездом в Нерчинский край уничтожается право на крепостных людей, с ними прибывших».²⁸ Вся переписка с семьей или друзьями должна была проходить через местную цензуру.

Чиновнику, заклинавшему ее еще подумать, Мария Волконская ответила кратко: «Мне все равно, уложимся скорее и поедем». Как она пишет, с собой взяли немного белья, три платья да ватошный капор, чтобы защититься от холода. Деньги зашили в одежду. Новорожденного Николеньку она поручила семье, предчувствуя, что больше его не увидит[128].

«К несчастью для себя, – писала она заключенному мужу, – я вижу хорошо, что буду всегда разлучена с одним из вас двоих».²⁹ Итак, она отправилась в путь. В санях, как можно быстрее, не оглядываясь назад. Кучеру приказали мчаться днем и ночью, и «только после того как мы три раза опрокинулись, – писала она княгине Вяземской, – я излечилась от своего нетерпения».³⁰ Прощание с цивилизованным миром состоялось в Москве, где она ночевала у своей кузины, княгини Зинаиды. Последняя, зная любовь Марии к музыке, по случаю этой трагической разлуки собрала у себя певцов, клавесиниста и скрипачей. Все сливки московского общества пришли, чтобы увидеть героиню, которая решилась навсегда оставить свет. Не удалось избежать мелодрамы: посреди дуэта, в котором молодая женщина умоляла отца о прощении, певица зарыдала. Мария просила, чтобы каждый спел ей что-то, сделав легче ее тяжкое путешествие в Сибирь. Осмотревшись, она отметила: «тут был и Пушкин, наш великий поэт». Она познакомилась с ним несколько лет назад, когда ее отец приютил ссыльного молодого писателя, и весело вспоминала попытки поэта соблазнить ее, тогда совсем юную девушку: «В качестве поэта он считал своим долгом быть влюбленным во всех хорошеньких женщин и молодых девушек, которых встречал».³¹ Но в тот вечер у Пушкина к ней была особая просьба. Он просил ее взять с собой «Послание к узникам», которое только что закончил:

Во глубине сибирских руд
Храните гордое терпенье;
Не пропадет ваш скорбный труд
И дум высокое стремленье…

Однако Мария должна была ехать той же ночью и не могла ждать. Поэтому послание поэта современникам, олицетворяющим дух эпохи в сибирской ссылке, привезла другая вестница (Александра Муравьёва), выехавшая на несколько дней позже княгини. Доставленные в Сибирь стихи Пушкина вошли в антологию каторжно-лагерной литературы.