Весть о помиловании пришла только в августе 1856 года после смерти Николая I – с вступлением на престол его наследника Александра II. С той пышностью, которую цари любили придавать своим щедрым жестам, новый государь вызвал в Кремль молодого офицера по имени Михаил Волконский – сына Сергея и Марии, по-прежнему находившихся в ссылке, и вручил ему императорский манифест, провозглашавший амнистию для всех декабристов с дозволением вернуться в европейскую часть России и проживать где угодно, за исключением Москвы и Санкт-Петербурга. Семейная хроника Волконских сообщает, что молодой Михаил немедленно вскочил в седло и мчался без отдыха до самого Иркутска, куда он добрался в рекордное для той поры время – за 15 дней и несколько часов. В последние часы поездки он уже не мог ни сидеть, ни лежать.46
Отец вестника, Сергей Волконский, вернулся в Россию в следующем месяце. Мария уже несколько месяцев ждала его там. Иван и Полина Анненковы тоже вернулись – 30 лет спустя. Но из 122 осужденных в 1826 году до помилования дожили немногим более 30 человек. Из знаменитых жен декабристов только восемь вновь оказались в европейской части России и прожили там остаток своих дней[130]
.В 1858 году Александр Дюма наконец осуществил свой давний замысел – большой репортаж о России, который ему пришлось отложить из-за романа «Учитель фехтования». Он хотел все увидеть, все охватить и каждую неделю сообщал читателям «Графа Монте-Кристо» о новом невероятном эпизоде своего путешествия. Осенью он высадился на берег Волги в Нижнем Новгороде, чтобы посетить большую ярмарку, которая проходила в этом городе ежегодно. Именитого гостя тут же пригласили на вечер к военному губернатору А.Н. Муравьёву, намекнув, что там его ждет сюрприз. О последовавших событиях романист рассказывал так:
«Ровно в десять часов мы были во дворце губернатора Муравьёва. Не успел я занять место, думая о сюрпризе, который, судя по приему, оказанному мне Муравьёвым, не мог быть неприятным, как дверь отворилась и лакей доложил: «Граф и графиня Анненковы». Эти два имени заставили меня вздрогнуть, вызвав во мне какое-то смутное воспоминание. Я встал. Генерал взял меня под руку и повел к новоприбывшим. «Александр Дюма», – обратился он к ним. Затем, обращаясь ко мне, сказал: «Граф и графиня Анненковы – герой и героиня вашего романа «Учитель фехтования». У меня вырвался крик удивления, и я очутился в объятиях супругов…» Разумеется, герой и героиня романа завладели автором (или он ими) на весь остаток вечера. Анненков рассказал Дюма о своей судьбе. Графиня показала ему браслет, закрепленный на ее запястье так, что она не смогла бы его снять до самой смерти. Этот браслет и подвешенный на нем крест были выкованы из кандалов ее мужа. Он провел в Сибири 29 лет и уже был готов там умереть, когда к ним пришла весть о помиловании. Они признались Дюма, что встретили эту новость без особой радости: они успели привыкнуть к Сибири, которая стала им второй родиной. Они уже были сибиряками.47
Репортаж с каторги
Джордж Кеннан задержался в Сибири. Как мы помним, летом 1867 года Вестерн Юнион бросил молодого инженера-телеграфиста на сибирских берегах Тихого океана в окружении огромного количества ставших ненужными столбов. Молодой авантюрист, забытый работодателем, не спешил вернуться в Соединенные Штаты. Ему было 22 года, но на родине он не видел для себя больших перспектив. Как было не воспользоваться случаем – не отправиться во многомесячное путешествие по бескрайней Сибири и получше изучить русский язык до возвращения в родной штат Огайо?
Какая судьба ждала там молодого безработного? Ведь весь его жизненный опыт состоял лишь в том, что он на протяжении двух лет, презирая морозы, прокладывал посреди затерянного пространства никому не нужную телеграфную линию. И все же Россия стала для Джорджа Кеннана источником заработка. В ожидании хорошего предложения он зарабатывал небольшие гонорары, рассказывая жителям Среднего Запада о своих сибирских приключениях. Сначала это было непросто. Его первую лекцию о Сибири слушали 50 фермеров небольшой сельской общины в Огайо, заботы которых были, несомненно, крайне далеки от сюжетов, которые им предлагались в тот вечер. Иногда его приходило послушать всего пятеро или шестеро любопытствовавших бездельников.
Лекция Кеннана называлась «Наша жизнь в Сибири» и начиналась всегда со сравнения, которое должно было поразить слушателей: «Возьмем Соединенные Штаты Америки и переместим их в центр Сибири. Границы соседних государств при этом останутся далеко. Если затем на оставшемся свободном месте расположить Аляску и все страны Европы, кроме России, то будет еще достаточно пространства – целых 450 000 кв. км Сибири, – чтобы отправить туда еще и Техас с Трансильванией».48
Кеннан часто появлялся перед прихожанами в меховой шапке, закутавшись в тяжелую сибирскую шубу, желая этим хоть отчасти передать атмосферу Сибири.