Первое погружение в тюремный мир произошло в Тюмени – большом зауральском городе, лежавшем на Сибирском тракте. Тюрьма служила пересыльным пунктом для этапов на их многомесячном пути на восток. Американцев, которые еще не осознали все могущество рекомендательных писем, полицмейстер, как впоследствии вспоминал Кеннан, принял с неожиданной, но приятной сердечностью. Он тут же согласился на просьбу журналиста позволить ему побывать в тюрьме и даже обещал сопровождать гостей. Тюменская тюрьма по архитектуре была типичным российским исправительным учреждением: кирпичное прямоугольное трехэтажное здание, покрытое белой штукатуркой, стояло посреди двора, обнесенного стеной высотой в 4–5 м. Перед входом, как и перед входами других пересыльных тюрем, стояли группки женщин, надеявшихся передать черный хлеб, вареные яйца или молоко тому несчастному, за которым они следовали в Сибирь. Тюрьма, как объяснил ее начальник, рассчитанная на 550 заключенных, могла вместить и до 850. Когда ее посетили американцы, в ней находилось 1 741 человек. Пройдя через тяжелые ворота, Кеннан и его спутник увидели во дворе человек 50 заключенных, одетых в свободные серое платье и халатах такого же цвета с черными или желтыми ромбами на спине. Многие были в кандалах, и журналист описал тот характерный звук, который выдавал каторжников, особое звяканье, словно кто-то постоянно тряс связками ключей.55
Это первое слуховое впечатление было сразу же дополнено другим, тоже постоянно упоминавшимся в свидетельствах того времени – тюремный запах, тяжелый, смрадный, сладковатый, тошнотворный. Никакой системы вентиляции не существовало, и воздух был настолько испорчен и зловонен, что Кеннан, по его признанию, едва мог заставить себя вдыхать его. «Представьте себе погребной воздух, каждый атом которого полдюжины раз прошел через человеческие легкие и весь насытился угольной кислотой; прибавьте сюда запах отвратительных, острых, аммониакальных испарений от давно не мытых человеческих тел, запах сырого гниющего дерева и запах человеческих испражнений».56 В коридоре стояли вонючие баки, полные экскрементов. Кеннан вспоминал, что старался вдыхать как можно реже. Каждый глоток воздуха, казалось, отравлял все внутренности, и у журналиста закружилась голова от подступавшей тошноты и отсутствия кислорода. Он пытался дышать, словно находясь в сливной канаве больницы. Гость так побелел, что тюремщик заволновался и предложил ему закурить, чтобы прийти в себя. По окончании обхода их ждала порция водки. Кеннан ничего не говорит о том, как воспринял все это Фрост – его вечно тревожившийся по любому пустяку спутник.