Сибирская эпопея

Но ситуация развивалась по-другому. Льдина набирала скорость. В июне она двигалась со скоростью 2,5 км в день. В августе – 4,5 км. В ноябре – в среднем 7,5 км в день. С 5 октября станция скользила во тьме полярной ночи, температура опустилась: –20 °C, потом –30 °C. Льдина с черной палаткой дрейфовала к югу, где воды теплее. В Москве начали волноваться, все происходило слишком быстро. Дрейф опережал расчеты на 220 км, приближая льдину к Гренландии. Если бы она столкнулась с берегом, то была бы раздроблена, и для Папанина и его товарищей все было бы кончено. Начальник экспедиции согласился с тем, что план снять их самолетом следующей весной не годился. Льдина просто не продержалась бы до этого. Предполагалось, что она в мае окажется на 82-м градусе северной широты. В ноябре эта точка уже осталась позади, и скорость только нарастала. В начале января льдина двигалась на юг со скоростью 18 км в день, дрейфуя восточнее Гренландии, на 1 000 км южнее, чем предполагалось. «22 мили [40] за два дня?» – с изумлением запрашивает Москва. В это было трудно поверить.¹²⁴ Слышался глухой мощный треск, все больше и больше трещин рассекало льдину, от которой начали отваливаться крупные куски. 21 января Папанин писал в дневнике, что никогда не думал, что давление льдов могло сопровождаться таким грохотом. Зимовщики начали готовить сани на случай, если придется перебираться на новую льдину. Наступил момент, когда Ширшов сообщил, что палатка – лаборатория с приборами – отрезана от лагеря трещиной. Он попытался добраться до нее на лодке. Пес Весёлый лаял. Туман усиливался. Лодка вернулась, но лебедку и трос пришлось бросить. Обитатели льдины демонстрировали поразительное спокойствие. Петрович и Кренкель играли в шахматы. Никто не выглядел встревоженным. Точнее говоря, каждый боялся испугать других.¹²⁵ Зато в штабе Главсевморпути царила настоящая тревога. Шмидта было не узнать. Один из его коллег будет вспоминать, как встретил его в те дни в коридорах Главсевморпути. Шмидт отвел его в сторону и тихо сообщил о только что полученной телеграмме. Он рассказал, что лед начал ломаться, спокойным, как всегда, голосом. Но впервые в его глазах стоял страх.¹²⁶ И, как при спасении челюскинцев, Шмидт решил сделать все, чтобы выиграть гонку у времени. Всеобщая мобилизация! Ледокол «Ермак», на который поднялся сам Шмидт, два ледокольных парохода «Таймыр» и «Мурман»,¹²⁷ тральщик и три подлодки вышли из портов и двинулись в сторону льдины, которая текла, во всех смыслах этого слова, в сторону Атлантики. И, наконец, в глубочайшем секрете из Долгопрудного под Москвой вылетел дирижабль. Однако он вскоре разбился неподалеку от Кандалакши на Белом море, 13 аэронавтов погибло. В спасательной экспедиции были задействованы все существовавшие в начале 1938 года средства. Арктический флот был заперт льдами, о чем еще пойдет речь. Использовать авиацию, как в случае с «Челюскиным», не представлялось возможным, так как, по сообщению папанинцев, на горизонте не было видно ни одной пригодной для посадки льдины. Лед вокруг станции продолжал ломаться. Ширина обломков льдины не превышала 70 м, а разводьев – до 50 м. Ледяные поля беспрерывно сталкивались друг с другом.¹²⁸

19 февраля 1938 года «Мурман» и «Таймыр», каждый из которых жаждал принять на борт четверых героев Арктики, находились километрах в двух от станции. Экипажи соперничали друг с другом в скорости и способности пробираться по разводьям. Около 14 часов корабли пришвартовались к кромке льдины. Координаты: 70°54′ с. ш. и 19°48′ з. д, это близко к широте норвежского Нордкапа, но сильно западнее. Льдина имела размеры 30х50 м. Антенн больше нет, палатка полна воды. Папанин постарался покрепче закрепить советский флаг, чтобы он в одиночестве продолжил путь, пока не исчезнет в океане. В 18 часов по местному времени Эрнст Кренкель передал последнее радиосообщение со станции С-1. Станция прошла 2 500 км за 274 дня дрейфа. Иван Папанин, вполне дородный мужчина, потерял несколько килограммов. Папанинцы поднялись на борт «Мурмана» вместе с псом Весёлым. Сначала Папанин решил отдать его в зоопарк, но поднялась такая буря протестов, что первую дрейфовавшую собаку в конце концов решили подарить товарищу Сталину, большому другу животных.