Уроки черчения походили на уроки нашего математика в Шушенском — Дмитрия Константиновича. Учитель так же стремительно входил в класс, быстро писал на доске задания, ставил на стол предмет. Объяснял, в каких ракурсах этот предмет должен быть изображен и как он должен выглядеть на чертеже. Рассказывал, как рассчитать размеры и пропорции, все кратко, четко и понятно. Если нам удавалось справиться с заданием до конца урока, он отпускал нас погулять в парк — тихонько, не нарушая тишины. Он категорически не терпел, когда ученик, сделав задание, сидел и ничего не делал, томясь от безделья. Директор знала про эту черту его характера и не запрещала прогулки в парке. Я часто пользовалась этим послаблением — черчение мне нравилось и давалось легко.
Особое место занимали уроки труда. Говорили, что наш педагог раньше работала костюмером в каком-то столичном театре. Она учила нас правилам этикета, хорошим манерам — особенно за столом. Как накрыть стол, как приготовить простые блюда, как их подать, как вести себя в гостях и как принимать гостей, как при этом быть естественной и приветливой. Самым же главным для меня стало шитье и рукоделие. Кое-какие навыки я получила от мамы, и мне хотелось этим заниматься в школе. Мамина сестра Лида в десятом классе делала дипломную работу, большое, яркое панно — на черном шелке красные маки. Панно получилось замечательное! За него Лида получила пятерку с плюсом. Работу оставили в школьном музее.
У нас в седьмом классе задания были полегче и попроще. Скажу, что навыки, полученные в школе, часто выручали меня в жизни. Я никогда не прибегала к помощи сервисных служб — как в советское, так и в постсоветское время. Все делала сама и с удовольствием.
Наша жизнь в Токмаке шла размеренно и спокойно. Мне нравилась и наша большая семья, и та экзотика, которая окружала меня вне дома. Особое место в городе занимал базар. Восточный базар! Там происходили чудеса. Настоящий театр! На базаре можно было купить ВСЕ — и это несмотря на еще голодное время, всеобщую бедность и отсутствие работы для почти половины населения. На нашей Охотничьей улице людей, имеющих работу, можно было пересчитать по пальцам. Непонятно, как и за счет чего выживали люди. И удивительное дело — я не видела, чтобы кто-то страдал, стенал, жаловался на такое существование. Наоборот, старались показать друг другу, что все хорошо и жить очень весело! Моя бабушка потихоньку подсмеивалась над своей знакомой, которая при встрече с ней брала спичку и ковыряла в зубах, приговаривая при этом:
— Ой, мясо ела! Все зубы засадила!
А бабушка мне объясняла:
— У них дома сроду мяса не было. Просто ела капусту, вот она и осталась в зубах.
Большую помощь для выживания оказывали сады, которые росли возле каждого дома.
Проблемы, как и во всей стране, были с хлебом. Для нас, детей, эта проблема также была экзотикой и приключением. Перед наступлением ночи дети собирались целой ватагой со всего околотка и шли к магазину занимать очередь. Лида, Эдик и я тоже присоединялись к этой группе. Ответственный за очередь писал на наших ладонях номерки химическим карандашом определенного цвета, чтобы не было подделки. Получив номер очереди, мы не имели права мыть руки, чтобы не потерять его.
Всю ночь малолетняя ватага «сторожила» магазин. Рано утром магазин открывался, но нас туда не пускали, пока не привезут хлеб. Привозили хлеб, сгружали, после этого выходила продавец — маленькая, кругленькая, с пухлыми щечками и черными длинными косами — и пискляво кричала в ожидавшую толпу:
— Заходите!!!
Едва она успевала скрыться за дверью, как толпа с криками и воем врывалась в магазин. Уже никто не смотрел на наши номера на ладошках. Все решала сила. Здоровые, взрослые мужики и тетки брали магазин на абордаж, как пираты корабль. Мы с Эдиком хватались за руки, поднимали ноги, и толпа несла нас в магазин. Где-то часам к девяти-десяти полки пустели. Хлеб разбирали, а больше торговать было нечем. Не всем и не всегда хлеб доставался — но нас было трое! Мы были такие хитрые и ушлые, что очень, очень редко кому-нибудь из нас не удавалось купить его. Тем не менее каждую ночь мы спали около магазина, как попало и на чем попало.
Хотя «спать» — это громко сказано. Ребята в нашей ватаге были, говоря теперешним языком, «крутые». Они придумывали всякие «штучки» друг над другом, громко смеялись и шумели. Люди, жившие рядом с магазином, конечно, были недовольны шумом. Но шум — это было еще полбеды. Наш предводитель Женя Могилевский, или просто Жек-Шалава, мог у всех на глазах перемахнуть через невысокий забор — дувал — соседнего сада, прогуляться среди деревьев и вернуться с кучей похищенных фруктов, набросанных под майку. Молча, с важным видом покровителя шпаны раздавал добычу. Бабушки из соседних домов негодовали, что их постоянно обворовывают, даже плакали. Но тщетно! Кражи прекращались только с наступлением холодов, когда урожай был убран и красть было нечего.