Необыкновенно приятно было возвращаться утром с еще горячим и вкусно пахнущим хлебом с хрустящей корочкой. Как правило, одну булку мы съедали по дороге целиком или съедали корочку и приносили один мякиш. Если бы вы знали, как это было вкусно! Бабушка сокрушенно качала головой, но никогда нас не журила. Что поделаешь, заслужили, заработали!
Мне было очень хорошо и комфортно дома с друзьями и в школе. Здоровье мое на глазах налаживалось. Мама удивлялась: почему-то моя кожа из очень смуглой сделалась почти белой, а щеки покрылись румянцем. Я перестала кашлять, а ночью спокойно спала. Дышать стало легко, по вечерам температура стала нормальной. Мне было четырнадцать лет, и я себе казалась очень взрослой. Я уже выросла выше бабушки Лины, Эдика и Лиды — мой рост был сто пятьдесят семь сантиметров, — из худенького тоненького подростка превратилась в пухленькую девушку. Доктор при очередном осмотре похвалила меня и сказала маме:
— Вашей девочке очень полезен наш климат. Ей пока не следует уезжать отсюда, чтобы болезнь не вернулась.
Зато с моей мамой творилось что-то невероятное. Мы с ней поменялись ролями. Она еще больше походила на подростка, очень исхудала, часто падала в обморок. Несколько раз мы вызывали к ней врача — были сердечные приступы, отекало лицо, ноги. Бабушка Лина испугалась, что мы можем потерять маму. Одна из ее приятельниц еще с довоенного времени раньше работала врачом, а теперь ушла на покой, занималась внуками. Бабушка до сих пор поддерживала отношения с той знакомой, часто что-нибудь шила или перешивала для ее семьи.
Бабушкина приятельница и ее муж были крымскими татарами. Их сын Саша и дочка Алла иногда бывали у нас. Тогда мне казалось, что я никогда не встречала таких красивых людей. Они вовсе не походили на татар в моем понимании. Мама говорила, что у них один недостаток — они невысокие, среднего роста. Если бы Саша был повыше, это был бы эталон красоты.
Бабушка Лина очень доверяла своей знакомой и уговорила маму пойти к ней, чтобы та осмотрела ее как врач и сказала, что делать. Доктор внимательно осмотрела маму, опросила ее и бабушку и дала заключение, которое в то время казалось очень странным. Я не помню, прозвучало ли тогда слово «аллергия», но сейчас понятно, что у мамы было именно это заболевание. Доктор сказала, что ей пока не ясно, на что у мамы такая реакция, но рисковать больше нельзя — необходимо срочно уезжать.
— Что поделаешь, Машенька, тебе нужно срочно уезжать из Токмака, — уговаривала она маму. — А Люсю оставь у Лины. Пусть девочка побудет здесь с год. Полечится, окрепнет. Потом ее заберешь!
Бабушка была очень ей благодарна — ведь эта женщина на протяжении многих лет была ангелом-хранителем ее семьи.
Расставание с мамой было очень тяжелым для меня. Я просто сходила с ума. Боялась, что уже никогда больше не увижу свою милую, любимую мамочку. Так же, как в маленьком глухом селе в далеком 1941 году, меня охватывал ужас от мысли, что я могу потерять ее навсегда. Мама уехала назад в Сибирь, в Ермаковское, к подруге, у которой она оставила наши вещи.
В разлуке с мамой
Я осталась жить у бабушки Лины. В одной половине дома жили тетя Клава с сыном Эдиком, а во второй половине бабушка, Лида и я. Бабушкин сын Петр работал далеко в горах, на руднике. Там было хорошее снабжение, потому что, как говорили знающие люди, работа была очень вредной. Продукты выдавались в большом количестве из фондов, присланных американцами. Наша баба Лина периодически ездила к Петру и привозила мясные и рыбные консервы, крупу и жиры в интересных металлических банках. Бабушка не зря велела маме везти меня в Киргизию — не только из-за климата, но и, как она говорила, «на откорм».
Однажды весной перед выпускными экзаменами — в десятом классе у Лиды и в седьмом у меня — бабушка решила пополнить запасы продуктов, чтобы «девочки», то есть мы, не голодали. Собралась и уехала к Пете на два-три дня, наказав нам, как вести себя и что готовить. Правда, особых инструкций нам не требовалось — мы были уже достаточно взрослые и многое могли делать по хозяйству. К примеру, Лида в саду была главная хозяйка — баба Лина его почти не касалась. Через два дня в Токмаке прошел слух, что в горах произошел обвал, перегородивший дорогу на рудник. Говорили, что потребуется около месяца, чтобы восстановить дорогу. Нас с Лидой испугало не столько то, что дорога перекрыта, сколько то, что мы не знаем, жива ли моя бабушка, а ее мама Лина. Говорили, что есть жертвы. Связи никакой, узнать ничего невозможно. Мы жили в ожидании ужасного. Только через две недели Лида через каких-то знакомых узнала, что бабушка Лина жива, но приехать не может.