— Ешь! Чего ревешь-то? Дурочка, что деньги потратила на ерунду. Мы бы купили крупы или муки. Жили бы недели две или три.
Вот такая она предприимчивая и рачительная хозяйка! Я ела тукач, а обида не проходила, перед глазами стояла моя милая мама, которая бы меня пожалела и приласкала.
Конечно, мы эти тукачи быстро съели. Стало опять голодно. Лида узнавала, как идут работы в горах (у нее был какой-то источник сведений). Мы сдавали выпускные экзамены — сдавали хорошо, без троек.
Бабушка приехала, когда я сдала последний экзамен, а у Лиды оставалось еще два. Мы так накинулись на еду, что бабушка испугалась и стала отбирать у нас тарелки:
— Так нельзя, а то и до заворота кишок недалеко!
Мы смеялись, хитро подмигивали и дразнили бабушку, делая вид, что прячем от нее кусочки хлеба. Она сердилась и кричала Лиде:
— Вот как дам, так и вольнешь в стенку!
Это было самое страшное бабушкино ругательство. Лида точно знала, что она ничего ей не сделает, а ругается так, для проформы.
* * *
У меня началась свободная, сытая, интересная жизнь. Я часто ходила по городу, с удовольствием наблюдая за жизнью разноплеменных людей. Во время учебы у меня не было времени для наблюдений.
Город утопал в зелени, по всем улицам с обеих сторон текли арыки, а над домами, раскинув кроны, стояли тополя, давая сладкую прохладу и тень. Теперь я уже не помню названия улиц, а впечатления от этих прогулок остались. У меня была подружка-немка, жившая в доме напротив нашего. Ее звали Лида Кнельц. Ее мама работала где-то уборщицей. У Лиды был младший брат по имени Калюш — так и не знаю, что это значит по-русски. Жили они очень бедно. Мама — худая, очень бледная, уставшая — редко бывала дома. Кроме основной работы, она подрабатывала домработницей. И все равно им едва-едва хватало денег, чтобы не умереть с голоду. Иногда я давала Лиде какое-нибудь свое платье — поносить или насовсем. Она не отказывалась. Мы были одного роста и комплекции. Если у нее было свободное время, мы вместе гуляли по городу, парку, базару. Она хорошо знала город и показывала интересные места, где ей что-то нравилось.
На углу нашей Охотничьей улицы стоял большой дом, огороженный не дувалом, как все окрестные дома, а высоким забором-частоколом. В нем жила огромная семья узбеков, одна девочка из этой семьи училась со мной в классе. Все они были огненно-рыжие, а у моей одноклассницы на лице было множество веснушек. Там всегда было шумно и весело. Часто по вечерам ее старший брат играл на зурне, а кто-нибудь на бубне. Сидя у себя в саду в виноградной беседке, мы слушали зурну и бубен.
Однажды в Токмак приехала с концертами народная артистка Тамара Ханум. Пела она в городском парке. Мы с Лидой Кнельц бегали туда слушать знаменитую певицу Востока.
Еще на нашей улице в полуразвалившемся домике жила пожилая чеченка. Она часто брала гармонь и играла национальные мелодии. Однажды Кнельц прибежала ко мне:
— Пойдем, я тебе покажу интересное!
Мы пошли к дому чеченки. Там собралось много людей, все шумели, громко разговаривали на своем языке. В центре двора была большая куча песка, глины, ребятишки в корзинках приносили кизяк — засохший коровий навоз в виде круглых лепешек (им можно топить печь, удобрять почву, использовать в строительстве как связующий материал). Молодые парни и девушки босиком месили эту смесь ногами, доливая воду. Почему-то все были одеты по-праздничному. Мое внимание привлекла необыкновенно красивая, стройная и грациозная чеченка с длиннющими черными косами. Она была одета в легкое белое облегающее платье, подоткнутое на поясе. Ног ее не было видно, они были по колено в грязи, которую она месила. Все были чем-то заняты.
— Что это? — спросила я у Лиды.
— У этой чеченки недавно умер муж, а может быть, его убили, — ответила она.
Чеченцы жили за городом, там построили поселок. Я слышала об этом и раньше, мне даже говорили, чтобы я одна никогда туда не ходила. На вопрос «почему» отвечали: «Страшно!» И все. Лида продолжила:
— В этом домике жили пожилые люди, они почему-то не хотели переезжать за город. Сейчас, когда мужа этой женщины не стало, чеченцы решили помочь ей построить новый дом. Они делают саман. Потом, когда саман высохнет, построят дом. Видишь, какие они дружные? Одни работают, а женщины готовят еду.
Только теперь я увидела за домом костер и большой котел с каким-то варевом. Мы стояли в сторонке и наблюдали. Через какое-то время все ушли в сад. Лида сказала:
— Давай отойдем ненадолго и вернемся. Они сейчас в саду накрывают столы, а потом опять придут сюда. Будет интересно!
Мы медленно пошли к нашему дому, посидели на скамеечке и, когда заиграла гармоника, Лида воскликнула:
— Вот теперь будет концерт!