«Оберой – Шератон Спокойствие» без проблем проглотил данные с поддельной уникарты. Макс взял себе номер над поверхностью, заказал туда ужин и пузырек слабительного и стал дожидаться своих ворованных алмазов. Камешки эти были у него припасены на крайний случай – дать взятку. Макс не единожды таким образом покупал себе жизнь и свободу. Во времена гиперинфляции почти любого повстречавшегося ему представителя власти можно было соблазнить алмазами.
Макс подсчитал, что у него в распоряжении четыре дня – четыре дня, чтобы сорвать куш здесь, на Луне. Потом жена пропавшего южноафриканского торгаша получит Максову открытку (этого самого торгаша Макс бросил во флэшбэк-зале в Эр-Рияде: тот, улыбаясь и пуская слюни, прокручивал в странной петле свой первый сексуальный опыт), заберет благоверного и обратится в полицию. Макс представил себе, что произойдет с человеческим мозгом после пяти дней в бесконечной странной петле флэшбэка, и искренне понадеялся, что у южноафриканской миссис найдется подходящий огородик, куда можно пристроить муженька поближе к собратьям по разуму.
Четыре дня на то, чтобы сорвать большой куш. Макс мысленно перебрал свои возможности. По большей части для ворья, выросшего во Всемирной сфере взаимного процветания новой эры, преступления были занятием хитроумным, почти интеллектуальным: белые воротнички выводили новые разновидности червей-паразитов, выедающих себе место в кредитных потоках; устраивались сложные мошеннические схемы в виртреальности; подделывались уникарты. С Максом дело обстояло совершенно иначе. Вырос он в детройтских трущобах – гетто, в котором не знали ни взаимного процветания, ни новой эры. Во время ниппонского преобразования США новые хозяева сочли, что ни Детройт в целом, ни трущобы в частности преобразовывать не имеет смысла.
Точно такой же вывод сделали относительно юного Макса Кайна многочисленные судьи и терапевты, специализирующиеся на перестройке личности.
В эту эру сраных тонкостей Макс всегда предпочитал действовать напролом. Он был низеньким и жилистым, почти костлявым, но, несмотря на это, специализировался на вооруженном грабеже, вымогательстве и похищении людей. Копы из Севернополушарного улья, защищавшие докторские диссертации по виртрасследованиям и гибсоновским матрицам, по большей части не знали, что́ противопоставить одиночке Максу и его неандертальскому преступному напору. Как и его жертвы. К тому моменту, как супруг, супруга и/или «вторая половина» похищенного выкладывали требуемую сумму (всегда в форме имеющего хождение товара – никаких кредитов), Максов след успевал простыть. В свои почти сорок он мог похвастаться, что с шестнадцати лет ни разу не сидел.
Но всему на свете приходит конец. Его преступный почерк и излюбленные убежища были уже слишком хорошо известны – он ведь перебрал почти все большие города Северного полушария. Страны же второго мира Макс на дух не переносил со всеми их кибервиртпсихами и безумным нерентабельным насилием.
Так что Кайну нужен был большой куш, чтобы уйти на покой, а Луна оставалась последним доступным местом, где водилась богатенькая добыча. Почти все профессиональные уголовники боялись проворачивать свои делишки на Луне: их страшило местное суровое правосудие в духе первопоселенцев, которое, по слухам, было в ходу у лунатиков, – здесь быстро карали даже за самые незначительные преступления. Почти все профессиональные уголовники Луны избегали. Но только не Макс Кайн. И вот он сидел в туалете в номере люкс, дожидаясь алмазов, пялился в дверную щель на висевшую в гостиной огромную хрустальную люстру и читал «Информационную брошюру Оберой – Шератона для туристов» в надежде наткнуться на тот самый Большой Куш.
Первыми около семидесяти пяти лет назад на Луне высадились американцы (Макс знал о Луне очень мало, но об этом слышал), затем они, а также Еврофед и Росспублика еще почти пятьдесят лет пытались вернуться сюда и заняться колонизацией, но ни черта у них не вышло. Посреди лунного моря, словно прыщи на большой белой заднице, до сих пор торчали обшарпанные стальные ангары с научно-исследовательскими базами. На дальней стороне кратера Карпинский пустовала старая росспубликанская обсерватория. Не слишком впечатляющие результаты после пятидесяти лет и сотен миллиардов потраченных старых баксов.