Сироты вечности

Во время небольшой заминки, после которой остаток его дней должен был пройти в ужасных воплях, Макс услышал, как лысый говорит:

– Про скафандр, ага. Слушал бы ты внимательно, знал бы, что на подошвах в каждом скафандре выбит штрихкод, чтобы мы могли быстро найти и выследить потеряшку. Следы на Базе Спокойствия были не слишком четкие, но они привели нас к конторе по аренде скафандров и хопперов. И мы просто взяли маршрут из памяти навигатора. А уж след, который ты оставил нам в сумке в расщелине, оказался просто превосходным.

Макс попытался что-нибудь сказать – что-нибудь умное, такое, что нельзя было бы оспорить с юридической точки зрения, что даровало бы ему спасение, но данте уже запечатал ему рот. Макс все равно закричал. И вопль эхом отдался в его голове.

Сквозь нахлынувшую из-за паники тошноту Макс едва различил слова рыжебородого:

– …И приговариваю тебя к пожизненному заключению в этом данте-костюме вплоть до естественной смерти. И да сжалится Господь над твоей жалкой душонкой. Давай, Чарли, врубай.

«Алмазы!» – подумал Макс, и от облегчения у него закружилась голова.

Стул стоял прямо под хрустальной люстрой. Макса целиком, словно паразит, опутывал данте, но руки-то еще были свободны. Всего один прыжок вверх при гравитации в шесть раз меньше земной – и вот Макс уже под потолком. Его не успеют схватить, он достанет свои алмазы и предложит взятку.

Макс напружинился и прыгнул ради спасения своей жизни. Отчаяние придало ему нечеловеческих сил.

Но он был тщательно упакован в данте, а данте дюжиной коротких проводов крепился к пульту, и этот пульт тут же ухватили двое коренастых лунатиков.

Кабели данте были сделаны из сверхпрочного углерод-углеродного проводящего волокна. Они бы не порвались, дерни за них даже тысяча Максов в условиях обычной гравитации. И они не порвались. Тяжелый пульт не сдвинулся ни на сантиметр. Макс взлетел где-то на полтора метра – насколько позволяла длина кабелей, и его рвануло обратно на стул, словно сердитый ребенок дернул за ниточку своевольного воздушного шарика. Он беззвучно закричал, а лунатики тем временем зафиксировали его, щелкнули переключателем и запустили данте.

В общем-то, один жалкий прыжок для Макса Кайна.

Мои личные Копша-Микэ

1

Я путешествовал через Трансильванские горы, куда меня привел интерес к легендарному Владу Дракуле, и по пути заглянул в городок Копша-Микэ. Об этом местечке я слышал еще до приезда в Румынию – я даже писал о нем в рассказе, который позже перерос в роман и заставил меня отправиться в этот холодный далекий край за литературным материалом, – однако реальные впечатления оказались гораздо сильнее, чем я ожидал.

Копша-Микэ заслужил краткого упоминания в западной прессе как «самое грязное место в мире». Городок размером чуть больше деревни с населением около семи тысяч человек существует за счет крупного завода, где производят технический углерод для автомобильных покрышек. Почти все жители Копша-Микэ работают либо на этом заводе, либо на расположенном по соседству металлургическом комбинате. Их унылые корпуса занимают почти половину долины и щедро посыпают сажей и землю, и людей. Загаженные вода и воздух, как и разруха, остались в наследство от покойного диктатора, ненавистного Николае Чаушеску.

Заезжать в Копша-Микэ я не планировал – отношение к моей истории и сюжету романа он в лучшем случае имел косвенное, – просто через этот мелкий промышленный городишко пролегал наш маршрут из Сибиу в Сигишоару, где родился Влад Дракула. Я говорю «наш маршрут», поскольку путешествовал вдвоем с родственницей жены. Клаудия родилась в Германии, но с шестнадцати лет жила в Штатах. В поездку по Румынии я взял ее с собой из тех соображений, что хотя за последние пятьсот лет число этнических немцев в этой части Трансильвании сильно сократилось, однако там по-прежнему разговаривали на немецком, и, стало быть, мы могли отказаться от услуг Национального бюро по туризму, чьи «гиды» заодно служили информаторами секуритате, румынской тайной полиции.

Моя задумка сработала. В течение недели мы ехали через Трансильванские Альпы, общаясь с официантами, чиновниками, сотрудниками музеев и простыми людьми посредством нашего корявого румынского и немецкого, которым владела Клаудия. Промозглым майским утром понедельника мы выехали из горного Сибиу в направлении еще более высокогорной Сигишоары и так очутились в Копша-Микэ.

Первым делом мы увидели дым. В Румынии полным-полно таких промышленных поселений – в Питешти, центре нефтепереработки, воздух был настолько грязным, что мы наглухо закрыли окна нашей «дачии» и все равно давились кашлем еще целый час после того, как покинули пределы города, – но дым над Копша-Микэ был до того густым, что казался почти твердым; пелена черного тумана повисла меж холмов низким потолком, пластом медленно кипящего асфальта. Это черное облако накрыло и нас, когда мы, преодолев последний перевал, прибыли собственно в Копша-Микэ.