Аналогичная картина наблюдается и при рассмотрении цифр смертности на военной службе по векам. Данные по Великобритании демонстрируют типичную картину: спад в девятнадцатом веке и резкий рост в двадцатом. Соответствующие цифры по Франции показывают резкий рост в восемнадцатом и отсутствие спада в девятнадцатом веке, что объясняется прерыванием режима ограниченной войны наполеоновскими войнами.
Число гражданских лиц, убитых немцами только в результате мер по преднамеренному уничтожению, оценивается почти в двенадцать миллионов. Французский рекорд в 5,63 процента от общего числа убитых и раненых в Первой мировой войне не был даже приближен Францией во Второй мировой войне из-за относительно незначительной роли, которую она играла в военных операциях. Но этот рекорд оставил далеко позади Советский Союз, потерявший во Второй мировой войне убитыми и ранеными около 10 процентов всего населения, то есть почти вдвое больше французских потерь в Первой мировой войне. Таким образом, тенденция к огромному росту разрушительности современной войны, о которой свидетельствуют цифры Первой мировой войны, продолжилась во Второй в ускоренном темпе. Изобретение новых разрушительных методов ведения войны, либо вообще не применявшихся в предыдущих мировых войнах, таких как бактериологическая война, либо применявшихся лишь в небольших масштабах, таких как отравляющий газ, управляемые ракеты и атомные бомбы, похоже, гарантирует продолжение и дальнейшее ускорение этой тенденции.
Механизация военных действий
Невероятно возросшая разрушительность войны двадцатого века, как для комбатантов, так и для гражданского населения, является результатом механизации войны. Ее влияние в этом отношении двояко: способность уничтожать беспрецедентное количество врагов с помощью одной операции или ускоренного применения оружия, а также способность делать это на больших расстояниях. Оба направления развития начались в XIV веке с изобретения пороха и его использования для артиллерии. Но только в конце девятнадцатого века эти процессы значительно ускорились, и только наше время стало свидетелем такого огромного ускорения этих тенденций, которое равносильно революции в технологии войны.
В восемнадцатом веке это презрение, возможно, не было совсем неоправданным ввиду чрезвычайной медлительности заряжания, неточности прицеливания и ограниченной дальности стрельбы (максимум 2 000 ярдов). Однако девятнадцатый век стал свидетелем прогресса в скорострельности и дальнобойности огнестрельного оружия, который предвосхитил революцию двадцатого. Если, например, в 1850 году количество пуль, выпущенных из гладкоствольного ружья тысячей человек за одну минуту, составляло 500, а дальность стрельбы была примерно такой же, как у мушкета XVI, XVII и XVIII веков, то есть менее 300 ярдов, то для игольчатого ружья соответствующие цифры составляют 1 000 выстрелов и 2 200 ярдов; для модели 1866 года — 2000 выстрелов и 2700 ярдов; для модели 1886 года — 6000 выстрелов и 3800 ярдов; а для револьверной винтовки с зарядным устройством 1913 года — 10000 выстрелов и 4400 ярдов. С 1850 по 1913 год скорострельность возросла в двадцать раз, а дальность стрельбы увеличилась в шестнадцать раз. И все же сегодня у нас есть пулеметы, стреляющие по 1000 патронов в минуту, делающие 1 000 000 на тысячу человек там, где в J913 году было всего 10 000, и даже полуавтоматические плечевые винтовки, такие как «Гаранд», способны делать 100 прицельных выстрелов в минуту, то есть в десять раз больше, чем самое скорострельное стрелковое оружие 1913 года.
Насколько велик был прогресс в этом отношении между 1850 и 1913 годами, и насколько ошеломляющим он был между 1913 и 1938 годами, становится очевидным из сравнения с медленным прогрессом, достигнутым между 1550 и 1850 годами. В середине XVI века дальность стрельбы из ручной пушки составляла около ста ярдов, а один выстрел в две минуты был наилучшей достижимой скорострельностью. Если в Первой мировой войне максимальная дальность стрельбы тяжелой артиллерии — при большой неточности прицеливания и чрезмерном износе орудия, которое изнашивалось максимум после тридцати выстрелов — не превышала 76 миль (достигалась только немецкими сорокадвухсантиметровыми орудиями), то на момент написания этой книги доступны ракеты, то есть контейнеры со взрывчаткой, движущиеся на собственной тяге, с дальностью 250 миль. Дальность полета полностью загруженного бомбардировщика, способного вернуться на свою базу после выполнения задания, составляла около 1500 миль в конце Второй мировой войны и с тех пор увеличилась до более чем 2000 миль. Таким образом, если на рубеже максимальное расстояние, на котором мог атаковать точку на вражеской территории, составляло несколько миль, то во время Первой мировой войны оно увеличилось до 76 миль для артиллерии и нескольких сотен миль для легкой артиллерии.