Читаем Система международных отношений. Нации в борьбе за власть полностью

Аналогичная картина наблюдается и при рассмотрении цифр смертности на военной службе по векам. Данные по Великобритании демонстрируют типичную картину: спад в девятнадцатом веке и резкий рост в двадцатом. Соответствующие цифры по Франции показывают резкий рост в восемнадцатом и отсутствие спада в девятнадцатом веке, что объясняется прерыванием режима ограниченной войны наполеоновскими войнами.

Число гражданских лиц, убитых немцами только в результате мер по преднамеренному уничтожению, оценивается почти в двенадцать миллионов. Французский рекорд в 5,63 процента от общего числа убитых и раненых в Первой мировой войне не был даже приближен Францией во Второй мировой войне из-за относительно незначительной роли, которую она играла в военных операциях. Но этот рекорд оставил далеко позади Советский Союз, потерявший во Второй мировой войне убитыми и ранеными около 10 процентов всего населения, то есть почти вдвое больше французских потерь в Первой мировой войне. Таким образом, тенденция к огромному росту разрушительности современной войны, о которой свидетельствуют цифры Первой мировой войны, продолжилась во Второй в ускоренном темпе. Изобретение новых разрушительных методов ведения войны, либо вообще не применявшихся в предыдущих мировых войнах, таких как бактериологическая война, либо применявшихся лишь в небольших масштабах, таких как отравляющий газ, управляемые ракеты и атомные бомбы, похоже, гарантирует продолжение и дальнейшее ускорение этой тенденции.

Механизация военных действий

Невероятно возросшая разрушительность войны двадцатого века, как для комбатантов, так и для гражданского населения, является результатом механизации войны. Ее влияние в этом отношении двояко: способность уничтожать беспрецедентное количество врагов с помощью одной операции или ускоренного применения оружия, а также способность делать это на больших расстояниях. Оба направления развития начались в XIV веке с изобретения пороха и его использования для артиллерии. Но только в конце девятнадцатого века эти процессы значительно ускорились, и только наше время стало свидетелем такого огромного ускорения этих тенденций, которое равносильно революции в технологии войны.

В восемнадцатом веке это презрение, возможно, не было совсем неоправданным ввиду чрезвычайной медлительности заряжания, неточности прицеливания и ограниченной дальности стрельбы (максимум 2 000 ярдов). Однако девятнадцатый век стал свидетелем прогресса в скорострельности и дальнобойности огнестрельного оружия, который предвосхитил революцию двадцатого. Если, например, в 1850 году количество пуль, выпущенных из гладкоствольного ружья тысячей человек за одну минуту, составляло 500, а дальность стрельбы была примерно такой же, как у мушкета XVI, XVII и XVIII веков, то есть менее 300 ярдов, то для игольчатого ружья соответствующие цифры составляют 1 000 выстрелов и 2 200 ярдов; для модели 1866 года — 2000 выстрелов и 2700 ярдов; для модели 1886 года — 6000 выстрелов и 3800 ярдов; а для револьверной винтовки с зарядным устройством 1913 года — 10000 выстрелов и 4400 ярдов. С 1850 по 1913 год скорострельность возросла в двадцать раз, а дальность стрельбы увеличилась в шестнадцать раз. И все же сегодня у нас есть пулеметы, стреляющие по 1000 патронов в минуту, делающие 1 000 000 на тысячу человек там, где в J913 году было всего 10 000, и даже полуавтоматические плечевые винтовки, такие как «Гаранд», способны делать 100 прицельных выстрелов в минуту, то есть в десять раз больше, чем самое скорострельное стрелковое оружие 1913 года.

Насколько велик был прогресс в этом отношении между 1850 и 1913 годами, и насколько ошеломляющим он был между 1913 и 1938 годами, становится очевидным из сравнения с медленным прогрессом, достигнутым между 1550 и 1850 годами. В середине XVI века дальность стрельбы из ручной пушки составляла около ста ярдов, а один выстрел в две минуты был наилучшей достижимой скорострельностью. Если в Первой мировой войне максимальная дальность стрельбы тяжелой артиллерии — при большой неточности прицеливания и чрезмерном износе орудия, которое изнашивалось максимум после тридцати выстрелов — не превышала 76 миль (достигалась только немецкими сорокадвухсантиметровыми орудиями), то на момент написания этой книги доступны ракеты, то есть контейнеры со взрывчаткой, движущиеся на собственной тяге, с дальностью 250 миль. Дальность полета полностью загруженного бомбардировщика, способного вернуться на свою базу после выполнения задания, составляла около 1500 миль в конце Второй мировой войны и с тех пор увеличилась до более чем 2000 миль. Таким образом, если на рубеже максимальное расстояние, на котором мог атаковать точку на вражеской территории, составляло несколько миль, то во время Первой мировой войны оно увеличилось до 76 миль для артиллерии и нескольких сотен миль для легкой артиллерии.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Критика политической философии: Избранные эссе
Критика политической философии: Избранные эссе

В книге собраны статьи по актуальным вопросам политической теории, которые находятся в центре дискуссий отечественных и зарубежных философов и обществоведов. Автор книги предпринимает попытку переосмысления таких категорий политической философии, как гражданское общество, цивилизация, политическое насилие, революция, национализм. В историко-философских статьях сборника исследуются генезис и пути развития основных идейных течений современности, прежде всего – либерализма. Особое место занимает цикл эссе, посвященных теоретическим проблемам морали и моральному измерению политической жизни.Книга имеет полемический характер и предназначена всем, кто стремится понять политику как нечто более возвышенное и трагическое, чем пиар, политтехнологии и, по выражению Гарольда Лассвелла, определение того, «кто получит что, когда и как».

Борис Гурьевич Капустин

Политика / Философия / Образование и наука
Блог «Серп и молот» 2021–2022
Блог «Серп и молот» 2021–2022

У нас с вами есть военные историки, точнее, шайка клоунов и продажных придурков, именующих себя военными историками. А вот самой исторической науки у нас нет. Нельзя военных разведчиков найти в обкоме, там они не водятся, обкомы вопросами военной разведки не занимаются. Нельзя военных историков найти среди клоунов-дегенератов. Про архивы я даже промолчу…(П. Г. Балаев, 11 октября, 2021. Книга о начале ВОВ. Черновые отрывки. «Финская война»)Вроде, когда дело касается продавца в магазине, слесаря в автосервисе, юриста в юридической фирме, врача в больнице, прораба на стройке… граждане понимают, что эти профессионалы на своих рабочих местах занимаются не чем хотят, а тем, что им работодатель «нарезал» и зарплату получают не за что получится, а за тот результат, который работодателю нужен. И насчет работы ученых в научных институтах — тоже понимают. Химик, например, работает по заданию работодателя и получает зарплату за то, чтобы дать тот результат, который работодателю нужен, а не тратит реактивы на своё хобби.Но когда вопрос касается профессиональных историков — в мозгах публики происходят процессы, превращающие публику в дебилов. Мистика какая-то.Институт истории РАН — учреждение государственное. Зарплату его научным сотрудникам платит государство. Результат работы за эту зарплату требует от научных сотрудников института истории государство. Наше российское. Какой результат нужен от профессиональных историков института истории нашему государству, которое финансирует все эти мемориалы жертвам сталинских репрессий — с двух раз отгадаете?Слесарь в автосервис приходит на работу и выполняет программу директора сервиса — ремонтирует автомобили клиентов. Если он не будет эту «программу» выполнять, если автомобили клиентов не будут отремонтированы — ему не то, что зарплаты не будет, его уволят и больше он в бокс не зайдет, его туда не пустят. Думаете, в институтах по-другому? Если институты государственные — есть программы научных исследований, утвержденные государством, программы предусматривают получение результата, нужного государству. Хоть в институте химии, хоть в институте кибернетики, хоть в институте истории.Если в каком-нибудь институте кибернетики сотрудники не будут давать результата нужного государству в рамках выполнения государственных программ, то реакция государства будет однозначной — этих сотрудников оттуда выгонят.Но в представлении публики в институте истории РАН нет ни государственных программ исследований, ни заказа государства на определенный результат исследований, там эти Юрочки Жуковы приходят на работу заниматься чисто конкретно поиском исторической истины и за это получают свои оклады научных сотрудников государственного института.А потом публика с аппетитом проглатывает всю «правду» о Сталине, которую чисто конкретно в поисках истины наработали за государственную зарплату эти профессиональные историки, не замечая, каким дерьмом наелась.Вроде бы граждане понимают и знают, что наши государственные чиновники выполняют волю правительства, которое действует в интересах олигархата, и верить этим чиновникам может только слабоумный. Но когда дело касается вопросов к профессиональным историкам, чиновникам государства в институте истории РАН, то всё понимание куда-то исчезает, Витенька Земсков и Юрочка Жуков становятся чисто конкретными независимыми искателями правды о Сталине и СССР. За оклады и премии от государства…(П. Г. Балаев, 30 августа, 2022. «Профессиональные историки и историки-самозванцы»)-

Петр Григорьевич Балаев

Публицистика / История / Политика
Трансформация войны
Трансформация войны

В книге предпринят пересмотр парадигмы военно-теоретической мысли, господствующей со времен Клаузевица. Мартин ван Кревельд предлагает новое видение войны как культурно обусловленного вида человеческой деятельности. Современная ситуация связана с фундаментальными сдвигами в социокультурных характеристиках вооруженных конфликтов. Этими изменениями в первую очередь объясняется неспособность традиционных армий вести успешную борьбу с иррегулярными формированиями в локальных конфликтах. Отсутствие адаптации к этим изменениям может дорого стоить современным государствам и угрожать им полной дезинтеграцией.Книга, вышедшая в 1991 году, оказала большое влияние на современную мировую военную мысль и до сих пор остается предметом активных дискуссий. Русское издание рассчитано на профессиональных военных, экспертов в области национальной безопасности, политиков, дипломатов и государственных деятелей, политологов и социологов, а также на всех интересующихся проблемами войны, мира, безопасности и международной политики.

Мартин ван Кревельд

Политика / Образование и наука