— Вы оказали бы мне большую честь, если бы согласились стать моей женой, мисс Уинтерли, и я клянусь, что никогда не стал бы видеть в вас обязанность или бремя, потому что трудно придумать более неподходящие слова для определения моих чувств к вам.
Ив почти смягчилась, почти поддалась на этот горячий золотой блеск в его глазах. Однако всего неделю назад он уже обманул ее. Как она могла связать свою жизнь с человеком, который оттолкнул ее в тот момент, когда ему показалось, что она слишком близко подобралась к настоящему Кольму Хэнкорту?
— Если бы вы сказали это в ту ночь, когда дождь застал вас вместе со мной в летнем домике и дал вам шанс ненадолго полюбить меня, я бы могла вам поверить. Но с тех пор прошло столько дней, и я не верю.
— Тогда я не мог содержать семью, — возразил он, снова используя этот предлог, чтобы отказаться связать с ней свою жизнь.
— У меня хорошее приданое и свой дом, который вполне меня устраивает, но, как я полагаю, внуку герцога он мог бы показаться недостойным.
— Нет, единственное, что кажется мне недостойным, — это жить за счет жены. Разве я мог бы считать себя мужчиной, если бы мне пришлось просить жену назначить мне содержание? Как вы представляете себе положение мужа, который должен спрашивать жену, согласна ли она называться женой секретаря или предпочитает, чтобы в ее доме он звался просто никем?
— А я не знаю, как вы представляете себе жизнь жены, сознающей, что мужа возмущает каждый принадлежащий ей пенни? Итак, как видите, вы совершенно правы, мистер Хэнкорт, мы хотим от брака разных вещей и попросту не подходим друг другу. Спасибо за ваше предложение, сделанное из чувства долга, но думаю, я снова не приму его. Желаю вам очень доброй ночи, сэр.
— Ив, не надо, — вырвалось у Кольма. Казалось, ему больно видеть, что она уходит, унося с собой столько обиды и недопонимания.
Решив, что вытерпела достаточно от человека, который делал ей предложение с таким видом, как будто предпочел бы, чтобы ему выбили зубы, Ив наконец ушла, оставив его стоять, как суровую, но довольно хорошо одетую статую, поскольку после ее очередного отказа у него не хватило такта с любезной улыбкой и вздохом облегчения удалиться самому.
— Не спрашивай, — сказала она отцу, кружившему поблизости в готовности послать за самым лучшим вином, чтобы отпраздновать ее помолвку с человеком, за которого он еще вчера не позволил бы ей выйти замуж. — Не могу поверить, что ты это сделал. Как ты мог изменить свое мнение о нем только потому, что вчера он был беден, а сегодня стал богат?
— Неужели ты так плохо обо мне думаешь, Ив?
— Да… нет… о, я не знаю, — неуверенно пробормотала она, вдруг почувствовав, что сейчас разрыдается.
— Хлоя сказала, что я не прав, пытаясь встать между тобой и мужчиной, который, возможно, любит тебя, даже несмотря на то, сколько всего вам придется пережить. Я немного рассердился и стал возражать, но в конце концов мне пришлось признать, что она права. Ты сама должна решать, за кого тебе выходить, милая, и мне жаль, что я пытался разлучить вас.
— Папа, это не ты разлучил нас, а он. А теперь я иду спать, — сказала Ив. Она не могла позволить себе расплакаться, когда Кольм стоял за дверью библиотеки и мог ее услышать. — Мы поговорим об этом утром, когда я буду в состоянии видеть лес за деревьями. — Она быстро клюнула отца в щеку и побежала наверх, даже не послав за Брэн, чтобы та помогла ей раздеться. — Я больше никогда не пожелаю видеть этого идиота, — сообщила она своему отражению в зеркале. Потом заперла дверь спальни, чтобы туда никто не явился со словами, что все пройдет и ее сердце не разобьется. Потому что откуда им, черт возьми, знать.
Кольм стоял, словно примерз к месту. Не имело смысла задаваться вопросом, чем вызвано стеснение в груди: словами, которые Ив сказала своему отцу, или обилием съеденной за обедом пищи, потому что он знал, что все гораздо хуже.
— Здорово же ты все запутал, Картер, — прошептал он в холодное пространство библиотеки виконта, надеясь, что тот уже ушел и не стоит за дверью, кивая в знак согласия.