— Вызовите Анну! Нет, сначала позовите сюда Джапаридзе, Петрова, Азизбекова, Фиолетова, Зевина, Везирова, Шеболдаева, Амиряна...
Потом вернулся в кабинет и начал крутить ручку телефона.
— Что вы хотите делать, Степан Георгиевич?
— Хочу устроить с дашнаками встречу у этого генерала.
Корганов недоверчиво покосился, но Шаумян возразил:
— Мы должны испробовать все средства, Гриша. Все до конца!
— Бедный Вартан, он был честный офицер и настоящий патриот. — Генерал казался искренне огорченным. И тут же, не меняя позы, сказал другим тоном: — К сожалению, манеру убивать своих офицеров ввели в нашей армии не мы...
Джапаридзе хмуро заметил:
— В тех случаях убивали изменников-офицеров, а здесь изменники убили своего командира. Надо все-таки разбираться в этом!
Багратуни хотел подняться, но, видимо, вспомнил, что придется пользоваться костылем при этих людях, и снова притих.
— Я сообщил об этом не для того, чтобы начать новые споры на политическую тему, генерал, — спокойно сказал Шаумян. — Просто я знал, что вы его любили так же, как и мы.
Багратуни вздохнул.
В его кабинете кроме Шаумяна и Джапаридзе сидели Гюльханданян, Аракелян, Амазасп и полковник Тер-Казаров.
Шаумян ознакомил их с положением на фронте после измены Бичерахова и ухода бригады Амазаспа. Сказал о нависшей над городом опасности и потребовал, чтобы бригада вернулась на фронт. Учитывая, что всего 400 человек из отрядов Петрова и Себастаци Мурада при поддержке нескольких батарей и аэропланов с самого утра удерживают фронт протяженностью в 32 версты, он выразил уверенность, что возвращение на позиции 3000 штыков, имеющихся в бригаде, даст возможность приостановить продвижение противника и спасти город от необходимости «выкинуть белый флаг».
Амазасп и Тер-Казаров доказывали, что этих сил недостаточно, к тому же солдаты очень устали и действительно нуждаются в обмундировании.
— Скажите, господа, — обратился Багратуни к Шаумяну и Джапаридзе, — неужели вы не сумеете добиться из Астрахани подкрепления?
После вчерашнего разговора с Элиовичем, после того как Бичерахов отрезал пути подхода советских войск из Петровска и Дербента, Шаумян не мог дать на этот вопрос положительного ответа.
— Я надеюсь на это, генерал, но твердо обещать не могу, — заявил он. — Весь вопрос в том, что нужные силы можно почерпнуть и в городе... В Баку около десяти тысяч готовых войск и сколько угодно оружия, и он в состоянии своими силами разгромить врага, но для этого нужно вдохнуть в население веру в победу, а не кричать о непобедимости турок и необходимости приглашать англичан...
— Э, вы опять за старое, Степан Георгиевич! — недовольно возразил Гюльханданян. — Ведь уже сколько раз говорили вам: войска устали и не могут больше драться, поэтому мы вынуждены поднимать вопрос о приглашении англичан!
— Ну, ладно, — вмешался в разговор Джапаридзе. — Предположим, что у нас нет другого выхода и нужно выкинуть белый флаг. Но как вы это представляете себе? Ведь даже для того, чтобы предложить туркам какие-то условия капитуляции, хотя бы взять обещание воздержаться от резни, нужно иметь на фронте какие-то силы. Иначе, войдя в никем не защищенный город, они будут вольны творить все, что им вздумается!
Это был настолько убедительный довод, что даже Багратуни вынужден был заявить Амазаспу и Тер-Казарову:
— Нельзя не согласиться с этим, господа. Наши войска должны возвратиться на позиции.
Амазасп, не поднимая мохнатых насупленных бровей, через силу признался:
— Да что я могу поделать, если солдаты моей бригады больше не слушаются меня?
Вернувшись к себе, Шаумян и Джапаридзе начали звонить во все партийные организации и тыловые красногвардейские отряды, занятые на охране военных объектов, складов, судов и банков, и потребовали, чтобы все годные к строевой службе мужчины были направлены на подкрепление отряда Петрова.
Дашнаки, в свою очередь, созвали совещание с представителями армянской буржуазии. И вынесли решение капитулировать. Была намечена мирная делегация, в которую вошел также шведский консул: как представитель невоюющей страны, он взялся убедить турок, чтобы после сдачи города без боя они не устраивали резни.
Не дремали и эсеры с меньшевиками. В отличие от дашнаков, решивших капитулировать, эти держали курс на приглашение англичан. Весь день на судах флотилии шли митинги и собрания, на которых выбирался новый состав Центрокаспия. К концу дня был создан новый исполком, состоящий из пяти эсеров: председателем стал матрос с береговой радиостанции Тюшков, секретарем — матрос с посыльного судна «Красноводск» Бушев, а членами — шестнадцатилетний трубач из флотской музкоманды Печенкин, командир «Астрабада» лейтенант Ермаков и мичман из штаба Лямлин. Но ни для кого не было секретом, что фактическими заправилами стали Ермаков и Лямлин, полностью подчинявшиеся руководству эсеровской партии.
Поздно вечером к Шаумяну зашел Арсен Амирян — показать воззвание Совнаркома в очередном номере «Бакинского рабочего».