Сказание о пальме

Как раз в это время на корабль прибыли Петров и Кузьминский. Еще не зная, какие тут произошли события, Петров зачитал приказ, где было сказано: «На основания постановления общего собрания команды от 12 августа сего года приказываю канонерской лодке «Карс» конвоировать пароходы, эвакуирующиеся в Астрахань».

Снова разгорелись страсти. Зимников заявил, что вчерашнее собрание было незаконным и что он требует снова обсудить вопрос в присутствии его как представителя «Диктатуры Центрокаспия». Когда это предложение было поставлено на голосование и получило большинство голосов, Зимников снова выдвинул свои возражения: о ненадобности конвоя ввиду согласия «Диктатуры» на эвакуацию и о том, что ослаблять оборону Баку уводом одного из сильнейших кораблей флота — прямое предательство.

Была принята новая резолюция: «Команда канонерской лодки «Карс» постановляет: оставаться в Баку, но ни в коем случае против представителей Центральной Советской власти и их кораблей не выступать!»

Было уже далеко за полдень, когда Петров и Кузьминский вернулись на пристань. Там их ждали Шаумян, Джапаридзе и Корганов. По одному удрученному виду прибывших они поняли, что дело с «Карсом» сорвалось.

Некоторое время они молча сидели на бухтах причальных канатов. Наконец Джапаридзе встал и, махнув рукой, сказал:

— Ладно, была не была, едем! Тут сидеть и ждать — еще хуже!

Ему никто не ответил. Да и что было говорить? В самом деле, другого выхода не было.

А тут еще в дело вмешалась стихия. В ночь на 14 августа небо заволокло тучами, поднялся сильный норд, который к рассвету перешел в шторм. Капитаны девятнадцати пароходов и нефтеналивных судов, которые должны были выйти в Астрахань, начали сомневаться: можно ли выходить при такой погоде в море? Но и оставаться больше было нельзя.

14 августа утром Корганов дал команду: «В путь!»

Но едва корабли вышли из Бакинской бухты, как два из них просигналили, что у них неполадки в машинах, и вернулись к пристани. Третий, «Самарканд», на котором находились Кузьминский и Илья Тамаркин со своим эскадроном, столкнулся у острова Нарген с танкером, получил пробоину и тоже вернулся в порт. Остальные шестнадцать пароходов продолжали двигаться на север.

Большинство судов были нефтеналивные, с покатыми палубами и низкими бортами. И, как ни крепко были принайтованы на них бронемашины, орудия и ящики, груз ходуном заходил по палубам. Огромные волны обрушивались на суда. На палубах, под открытым небом, сидели люди, в том числе много женщин и детей, и волны каждую минуту грозили снести их в море.

Поэтому, достигнув острова Жилого, совсем недалеко от Апшерона, Корганов по просьбе матерей дал сигнал войти в маленькую бухту острова и переждать непогоду.

Ждать пришлось долго. Только к концу дня 16 августа шторм начал стихать. И, когда снова была дана команда «В путь», на горизонте показались дымы кораблей.

Это были «Ардаган», «Геок-Тепе» и «Астрабад».

Три военных корабля остановились перед выходом из бухты Жилого на пушечный выстрел и выслали вперед баркас. На «Иване Колесникове», где находилось руководство, с напряжением ждали, когда он подойдет поближе.

Баркас, подойдя к «Колесникову», передал:

— «Диктатура Центрокаспия» предлагает всем вернуться в Баку и разоружиться. Шаумяну, Джапаридзе, Корганову и Фиолетову — немедленно перейти на борт «Геок-Тепе»!

Корганов ответил:

— Категорически отвергаем ваше предложение! Эвакуация производится с официального согласия «Диктатуры», и всякую попытку помешать нашему движению считаем беззаконием!

Баркас отплыл обратно к кораблям.

В бухте все ждали. Прошел час. Наконец баркас вернулся:

— Вновь предлагаем вернуться в Баку. В случае неповиновения по кораблям будет открыт огонь!

— На кораблях женщины и дети! — крикнул им Корганов. — Не смеете!

Теперь надежда была только на это: «не посмеют». Шаумян, Джапаридзе, Фиолетов и Петров пересели на катер «Лейла» и начали объезжать пароходы.

— Товарищи! — кричали они в рупор. — «Диктатура Центрокаспия» нарушила свое слово! Пока мы были на берегу, они не смели трогать нас, а теперь грозятся потопить, если мы не разоружимся и не вернемся... Товарищи, вы знаете, что это означает. Тюрьма, пытки и расстрелы — вот что ждет нас, если мы выполним их приказ. Предлагаем не подчиняться и продолжать плыть в Астрахань!

— К черту предателей! На Астрахань! — кричали с кораблей.

Но как только первые пароходы двинулись из бухты, раздались выстрелы из орудий.

Стреляли, конечно, первым долгом по «Ивану Колесникову», где находились комиссары. Один из снарядов попал в судно. Душераздирающе кричали дети и женщины. Двое на пароходе были убиты, восемь человек ранены.

Началась паника. А когда еще один снаряд попал в пароход — на этот раз в машинное отделение, — пассажиры начали бросаться в море и плыть к острову. Корганов приказал спустить шлюпки, чтобы отправить на остров женщин и детей. Но как только шлюпки вышли из-за пароходов, около них тоже начали рваться снаряды.

В этой суматохе Сурен заметил, как двое взбираются на мачту с белой простыней в руках.

Он, оглянувшись, увидел недалеко Левона, крикнул: