Сказание о пальме

— Мы бы с удовольствием расстреляли их, генерал, но рабочие не дадут! Они все еще считают их своими вождями, причем, если раньше думали, что эти вожди заблуждаются насчет английской помощи, то скоро начнут и сами сомневаться — так ли это? Поверьте, только при наличии значительных сил англичан, дающих возможность держать в узде рабочих и оборонять город, мы можем расправиться с Шаумяном и его компанией.

Вечером, подводя итоги в гостинице «Европа», где разместился штаб англичан, Кейворт печально констатировал:

— Хозяевами положения здесь являемся отнюдь не мы, сэр. А эти так называемые «диктаторы» тем более не являются ими. Подлинные диктаторы в этом городе — это рабочие на промыслах и заводах, матросы флотилии и рядовые солдаты на фронте, то есть те, кого здесь принято называть «революционной массой». Они глубоко убеждены, что наша роль здесь должна заключаться в том, чтобы проливать кровь в борьбе с турками, в то время как они будут укреплять власть Советов. И все эти джентльмены — эсеры, меньшевики и дашнаки — вынуждены плясать под их дудку, лгать и изворачиваться и даже осмеливаются упрекать нас за то, что мы их обманули, доставив сюда мало войск!

— А как обстоят дела у турок? — спросил Денстервиль.

— Наша воздушная разведка не обнаружила никаких признаков их серьезной активности, сэр, — отвечал тот. — Похоже, что после тяжелых событий пятого августа они еще не скоро решатся на новую атаку.

Денстервиль досадливо крякнул. Это значило, что придется еще некоторое время проторчать здесь в ожидании, когда представится удобный повод для эвакуации.

— Эти сведения не совсем соответствуют истине. По сообщению нашей главной квартиры, турки перебрасывают в Баку крупные силы, в том числе и авиацию, — сказал он убежденно. — Поэтому мы должны быть готовы ко всяким неожиданностям. Очень прошу усилить охрану «Курска» и «Або» и в особенности «Крюгера». На них нужно устроить госпитали и наших раненых держать только там... Наши части должны занять такие участки фронта, чтобы количество раненых и убитых было возможно меньше! На этих кораблях должен быть также достаточный запас продовольствия и питьевой воды. Кроме того, коммодору Норрису следует подобрать и вооружить еще несколько судов — на случай, если флотилия вздумает слишком активно проявлять недовольство по поводу малочисленности наших сил...

— Есть, сэр! — понимающе кивнули в ответ офицеры.

Чтобы оправдать арест и содержание комиссаров в тюрьме, «диктаторы» вынуждены были продолжать лить неудержимый поток клеветы по адресу Шаумяна и других большевистских лидеров, обвиняли их в намерении сдать город туркам, в нежелании участвовать в защите города, в хищении денег и т. п.

Но Микоян, Стуруа и «гумметовцы», оставленные в городе для организации подпольной работы, почти открыто действовали в рабочих районах. Уже на следующий день после ареста комиссаров Микоян выступил на конференции промыслово-заводских комиссий и рассказал рабочим, как «Диктатура», разрешив Бакинскому Совнаркому выехать из города, потом предательски напала на их корабли в море.

— Это было заранее продуманной и подлой провокацией, попыткой контрреволюции расправиться с нашими вождями, товарищи! — говорил он. — И теперь они хотят подготовить то преступление, которое им не удалось совершить раньше!

Проходили дни, и все тяжелее становилось как военное, так и хозяйственное положение города. Народ ждал, что англичане привезут хлеб, но хлеба по-прежнему не было. На рынке фунт его стоил 20 рублей, пучок лука — 4 рубля, за ведро колодезной воды приходилось платить рубль. Поскольку Шолларская насосная станция была захвачена турками, пришлось пустить в ход старые коппелевские опреснители, в цистернах которых в последние годы хранилась нефть. И теперь по водопроводным трубам гнали не успевшую остыть, отдающую нефтью воду, которую можно было пить, лишь примешав к ней лимонную кислоту или варенье...

Еще в дни коммуны вместо хлеба выдавали орехи — по стакану на день. Люди щелкали их везде, и улицы сплошь были покрыты хрустевшей под ногами скорлупой. Но теперь кончались и орехи. Конка не работала — сначала потому, что не было корма для лошадей, а затем потому, что лошадей стали резать на мясо.

Микоян добился свидания с Шаумяном. Когда тот вышел к нему, Микоян поразился — такой был усталый и подавленный вид у Степана Георгиевича. Но, слушая рассказ Микояна о той работе, которую проводят оставшиеся на воле товарищи, Шаумян оживился. Он был даже несколько удивлен, что Микояну и его друзьям удается так много делать. Анастас рассказывал ему о всех новостях в городе, об освобождении из «Шемахинки» Левона, которого удалось взять на поруки, и главное — о нарастании недовольства рабочих интервентами и правыми партиями и об усилении влияния большевиков на массы.