Сказание о пальме

Председателем следственной комиссии был назначен бывший царский следователь Жуков. Со многими из арестованных Жуков встречался и раньше, до революции. И он рьяно принялся вести следствие по делу тех, кто лишил его спокойствия, богатства и надежд на будущее.

Но вскоре даже Жуков пришел к выводу, что ни одно из обвинений против комиссаров не выдерживает с точки зрения юридической никакой критики. Тогда он решил попытаться допросить Шаумяна в надежде, что из его ответов удастся выудить что-нибудь, за что можно будет зацепиться.

«Баиловская тюрьма, 26 августа 1918 г.

Здравствуй, дорогая Анна!

Еще раз признателен за память и внимание. Тебе, наверное, передали лист с нашей распиской в получении всего принесенного. Сегодняшней ночью перевели к нам товарищей — станет веселей. Условься с Агамировым и Микояном, чтобы держать с ними связь, т. к. они организуют корреспонденцию с нами. В тюрьме питание заключается в 1/2 фунте черного хлеба, в 6 золотниках сахару и в отвратительной похлебке, именующейся обедом. Не удивительно, что долго сидящие мрут чуть не каждый день... Консервы найдутся в продаже у солдат. Также и сахар. Остальное можно достать на рынке. Я пекусь не о себе только. Сейчас нас всех тут больше 35 человек: очевидно, если сговориться, можно организовать питание на всех.

Поговори подробно с Микояном на эту тему и приведи все мои практические соображения. Очевидно, раз встает вопрос о всех, то и средства денежные должны быть изысканы общие (партийные или другие). Ведь у моих товарищей деньги на исходе и никаких семей или знакомых у них тут нет, а у кого семья, так тому еще нужно подумать о поддержке ее.

Теперь мои личные просьбы. Пришли мне 2 простыни и 2 наволочки (найдутся в моих вещах), 1 пару носков, 1 чайную ложку. Отдай в стирку мое белье и летнюю солдатскую одежду. Только убедительная просьба поручить это дело прислуге и самой не беспокоиться. Посылая в тюрьму, обертывай все в свежие газеты всех изданий. На внутренней стороне мешочков черкай что-нибудь. Но ответственные послания надо посылать только через лиц. Сообщи о получении этого письма. Не удивляйся его характеру и содержанию. Это естественная реакция на положение. Пока addio!

Г. К.

К сведению — теперь моя камера № 7. Как-нибудь перешли штук 10 малых конвертов».

После того как заключенных из «Шемахинки» перевели в Баиловскую тюрьму, у комиссаров прибавилось забот о питании военревкомовцев, а также Петрова и Полухина, не имевших в Баку ни родных, ни друзей. Но недаром Шаумян, Джапаридзе, Зевин и их товарищи имели такой богатый опыт пребывания в тюрьмах. Они потребовали собрать всех иногородних в одной камере с бакинцами и организовали артель для обеспечения продуктами питания. Таким образом, в камере № 7 собралось 27 человек. Старостой выбрали Корганова, а тот возложил доставку продуктов на Анну. И она, призвав на помощь Анвара и Вагана, целыми днями бегала по голодному Баку, скупала у солдат и спекулянтов продукты и передавала их в тюрьму. А Корганов распределял их среди заключенных по особому списку.

В камере было тесно и душно, но скучать не приходилось. В первые дни выяснили — кому же удалось спастись тогда, в ночь на 17 августа? И с радостью узнали, что на рыбачьей лодке ушел в море Шеболдаев. Но еще удивительней было, что в последнюю минуту одному из пароходов с бронеотрядом Егорова удалось проскользнуть мимо военных кораблей и уйти в Астрахань.

Были споры и шутки, грусть и смех. Однажды Петров вдруг ни с того ни с сего так раскатисто рассмеялся, что все невольно повернулись в его сторону.

— Помните, Степан Георгиевич, нашу первую встречу? Ну то, как я совал вам мой мандат! Хотел взять на себя полномочия... В такой-то заварухе!

Шаумян с улыбкой смотрел на него и молчал.

— Скажите, а что бы вы сделали, если бы я продолжал настаивать, арестовали бы? — продолжал Петров.

— Скорей всего, посадил бы на первый же пароход и отправил обратно, вместе с вашим мандатом, — сказал Шаумян.

— Очень сожалею, что я тогда не оказался столь настойчивым, — шутливо говорил Петров. — Вот бы сейчас злорадствовал!

Между Петровым и Джапаридзе часто возникали споры. Оба они были людьми горячими, и их нетрудно было «завести». Товарищи по камере, зная, что между ними нет серьезных разногласий, нередко специально сталкивали их, чтобы посмотреть, что из этого получится. Особенно хорошо это получалось у Мир-Гасана Везирова, бывшего наркома сельского хозяйства и тоже левого эсера. Подойдет он к Прокофию Апрасионовичу, скажет что-нибудь насчет «неправильной установки большевиков, считающих рабочий класс главной движущей силой революции в крестьянской стране», потом втянет в спор Григория Константиновича, а сам, отойдя в сторону, любуется делом своих рук...