Сказание о пальме

— Будьте добры довести до сведения бакинского правительства, что мой уход отнюдь не является предательством, так как мой намерения были в точности известны вашему правительству. Мои солдаты принимали участие в бою в продолжение всего дня, не получая ни смены, ни подкрепления...

Садовский хотел что-то сказать, но задохнулся от возмущения, а Денстервиль продолжал как ни в чем не бывало:

— При таких условиях я отказываюсь жертвовать жизнью моих солдат. Я не могу выполнить ваше требование о немедленном возвращении моих частей на передовые позиции, так как солдаты фактически не в состоянии продолжать сражение.

Садовский пустил в ход последнее средство:

— В таком случае наш флот откроет огонь и потопит ваши суда!

Денстервиль встал в знак того, что больше не намерен говорить.

Садовский и Лямлин направились к выходу. Полковник Кейворт, глядя им вслед, нагнулся к Денстервилю:

— Почему бы не арестовать их и не взять с собой? — шепнул он.

В других условиях Денстервиль, ни секунды не колеблясь, последовал бы этому совету, но сейчас он поморщился.

— Не стоит прибегать к таким мерам, Кейворт. Они не посмеют осуществить свою угрозу, так как потом им некуда будет деваться: в Астрахань, к большевикам, они не пойдут, а все остальные порты на Каспии в наших руках — и Энзели, и Красноводск, и Петровск.

Как только стало известно, что англичане уходят, паника охватила город. Обезумевшие от страха толпы стариков, женщин и детей бросились в порт. А над головами их рвались снаряды, и смерть косила мечущихся в панике людей на каждом шагу.

Но воинские части, успевшие отступить с передовых, захватили все суда, и солдаты пропускали на борт только своих близких. У трапов возникали давки, людей сталкивали с пирса прямо в море. Крики, плач, мольба, ругательства, угрозы висели в воздухе. Наконец в порту появился Амазасп и, чтобы успокоить народ, закричал:

— Дорогие, милые, эти пароходы предназначены для солдат, а для вас в Черном городе выделены специальные суда!

Люди кинулись к Черному городу. Там, на пристани, действительно стояло несколько пароходов, но они были заняты семьями избранных. При виде приближающейся толпы суда немедленно снялись с якорей и ушли в море...

Бакинские комиссары продолжали оставаться в тюрьме. Но о них не забыли. Не забыли ни враги, ни друзья.

Накануне наступления турок пришел из Астрахани пароход «Севан», на котором прибыл представитель Астраханского Совета, чтобы узнать о судьбе Шаумяна и других комиссаров и принять меры к их освобождению. В городе он сразу связался с Микояном, и уже 14 сентября они явились к Садовскому и Багатурову.

— Они преданы военно-полевому суду. Вот отгоним турок — и суд решит, как с ними поступить, — ответили те.

— Как «отгоним турок»! — вспылил Микоян. — Они же сегодня ворвутся в город!

— Ерунда! — усмехнулся Багатуров. — Не наводите панику, Микоян!

И тогда Микояну стало ясно, что они задумали: оставить комиссаров на расправу туркам...

Микоян и представитель Астрахани ушли, так ничего и не добившись. В Бакинском комитете партии снова и снова обсуждали, что делать, как отвести от комиссаров кровавый меч расправы.

И вдруг Сурен предложил:

— Можно устроить налет на тюрьму! Я был там и знаю, где их камеры. А тюремная охрана сейчас вряд ли очень сильна. Если даже она и осталась там, то не думаю, чтобы оказала какое-либо сопротивление.

Баиловская тюрьма была похожа на крепость, и захватить ее маленькой группой было сложно. Но Сурен продолжал настаивать:

— Пробьемся, вот увидите! Я соберу ребят из Интернационалистического союза молодежи, вооружимся гранатами, взорвем ворота и проникнем в тюрьму!

Оставалось так мало времени, что нельзя было пренебрегать и этим вариантом.

— Давайте, действуйте! — сказал Микоян. — А я снова пойду к этим мерзавцам...

Представителю Астрахани он сказал, чтобы тот подогнал «Севан» к одному из причалов Баиловского военного порта. Варвара Джапаридзе, Ольга Фиолетова, жены и близкие других арестованных должны были тоже направиться туда и ждать корабль. Если удастся освободить арестованных, то их немедленно направят прямо к этому причалу.

Сурен весь вечер бегал из дома в дом, пытаясь организовать группу для налета на тюрьму. Парни, которых он собирал, были членами «Союза молодежи», руководимого Суреном. Эти молодые рабочие — русские, азербайджанцы и армяне — в дни Коммуны дрались вместе со взрослыми, а после падения Советской власти скрывались в городе. Закопали винтовки, револьверы и гранаты до той поры, когда вновь можно будет принять участие в борьбе за Советы.

Но теперь в обстреливаемом врагом, охваченном паникой городе найти их было не так-то легко. Поэтому удалось собрать только человек пять-шесть.

Было уже около одиннадцати часов ночи, когда они миновали центральные улицы города, темную узкую улочку, ведшую к военному порту и тюрьме. И вдруг недалеко от порта в темноте раздался окрик:

— Стой, кто идет? — и щелкнули затворы.

Ребята даже и не предполагали, что в эту ночь всеобщего замешательства и паники кто-то мог обратить на них внимание.