В 12 часов дня, когда открылось заседание Совета и Сако Саакян начал вступительную речь, над городом загромыхали турецкие снаряды. Первый из них угодил в колокольню армянского кафедрального собора и разогнал молящихся. Второй снаряд вызвал пожар на Михайловской улице. Третьим, попавшим в здание Бакинского Совета, было ранено и убито несколько депутатов.
С этого дня обстрел города не прекращался ни на один час. Теперь не только англичане, но и дашнаки и прочие партии начали готовить пароходы для эвакуации из города...
Глава двадцать восьмая
12 сентября от турок к англичанам перебежал некий араб. Он сообщил, что турки готовятся к решительному штурму Баку 14 сентября, причем поведут наступление на левый фланг бакинской обороны, опять в районе Волчьих Ворот.
Денстервиль сразу понял, почему выбран именно левый фланг: 900 штыков английской 39‑й бригады, как и 500 человек бичераховцев, прибывших недавно в Баку из Петровска, находились на правом фланге, на позициях, значительно укрепленных проволочными заграждениями и прочими оборонительными сооружениями, в то время как находящиеся на левом фланге местные войска, плохо вооруженные, неорганизованные и страшно уставшие за эти месяцы войны, не имели защитных укреплений.
Узнав от перебежчика о намерениях противника, бакинцы получали возможность подвести к угрожаемому району свежие силы с правого фланга, создать новые окопы, ходы сообщения. Об этом и просил Денстервиля генерал Докучаев. Но в штабе англичан этот вопрос обсуждали до... середины следующего дня, после чего ответили, что ослабить правый фланг ни в коем случае нельзя.
Такой ответ вконец ошеломил командование местных сил. Он означал, что англичане не только не намерены подвезти новые войска в Баку, но не хотят пускать в дело и находящиеся здесь части. Растерянность и уныние охватили штаб Докучаева и «Диктатуру».
На следующий день в четыре часа утра турки начали наступление. Обороняющиеся на левом фланге армянские части дважды храбро бросались в штыковые контратаки, но были вынуждены отойти перед превосходящими силами противника. К полудню они сдали Волчьи Ворота и отступили к городу.
Казалось, турки на плечах отступающих сразу ворвутся в Баку, но они вдруг остановились в нерешительности. Они знали, что на правом фланге противника находятся английские свежие части и войска Бичерахова с сильной техникой, и опасались удара их с фланга. Штаб Докучаева тоже видел эту возможность и снова настойчиво просил Денстервиля бросить 39‑ю бригаду в бой. Но генерал и на этот раз заявил, что нельзя ослабить правый фланг.
Тем временем турки подтянули силы и, выставив заслон против правого фланга, продолжили наступление и вышли на окраину города. Тогда Денстервиль счел судьбу Баку предрешенной и дал приказ об эвакуации английских войск.
А командование английских войск уже давно и тщательно готовилось к этому. Отход должен был начаться в восемь часов вечера под прикрытием левого фланга, где северо-стаффордцам приказано было держаться до девяти часов. Каждому подразделению и даже солдату были заранее даны подробные инструкции на случай эвакуации. На улицах, по которым должны были пройти англичане к порту, были расставлены патрули, чтобы защитить отступающих солдат от нападения разъяренных бакинцев. Денстервиль понимал, что есть все основания ждать этого.
Когда был дан приказ на эвакуацию, Денстервиль решил совершить последнюю формальность: известить «Диктатуру» об уходе английских войск из города. Он направил своего «русского» адъютанта Брея к «диктаторам».
Брей вернулся быстро.
— По-моему, им не до нас, сэр, — доложил Брей. — Когда я пришел к ним, штаб как раз подвергся сильному артиллерийскому обстрелу, и те немногие из «диктаторов», кого я там застал, были в таком смятении, что крикнули мне: «Делайте что хотите!». Я счел этот ответ вполне удовлетворительным.
С заходом солнца сражение стало затихать: беспрерывный шестнадцатичасовой бой утомил обе стороны. А к десяти часам вечера английские войска и часть техники уже были на борту «Крюгера». «Курск» и «Або» были направлены в Энзели еще раньше.
Когда «Крюгер» был готов к отплытию и ждали только приказа Норриса «в путь», генералу сообщили, что к нему прибыли Садовский и Лямлин.
Они вошли в кают-компанию бледные и растерянные от бессильной злобы.
— Я имею письменное постановление «Диктатуры Центрокаспия», — едва сдерживаясь, начал Садовский, — в котором вас предупреждают, что ваше отступление будет рассматриваться как предательство, против которого будут предприняты соответствующие меры. Если вы уже сняли ваши войска с позиций, то должны немедленно послать их обратно. Турки еще не вошли в город, и мы намерены продолжать сражаться.
«Боже мой, какие же они все-таки олухи!» — подумал генерал.
И, снова сама вежливость, он ответил: