Сказание о Шарьяре

Был счастливее с каждым днем

В сердце раненый богатырь,

И с подругой милой вдвоем

Забывал обо всем, обо всем

Этим самым хмельным вином

Одурманенный богатырь.

Сорок дней отдыхал Шарьяр,

Счастье встретивший наконец,

Отдыхал и его тулпар —

Вороной, лихой жеребец.

Нелегко достался коню

Шестимесячный тяжкий путь,

И теперь без седла и удил

Он привольно дни проводил,—

Перед новым суровым путем

Вдосталь надобно отдохнуть!

Изумлялись десятки слуг

Небывалой силе его,

На зеленый прибрежный луг

Каждый день выводили его,

И по ветру хвост распустив,

Своеволен, могуч, ретив,

Вдоль реки из конца в конец

Вороной летал жеребец.

Было весело и легко

Без узды и подпруги ему,

Самых огненных кобылиц

Приводили в подруги ему,

Чтобы кровь ему горячить

И от семени облегчить,

Да притом богатырских кровей

От него приплод получить.

Так в гостях у друзей вдвоем

Отдыхали конь и герой,

Перед новым дальним путем

Забавлялись любовной игрой:

Жеребец — на ковре луговом,

А храбрец — в шатре золотом,

Жеребец богатырский — днем,

Богатырь — ночною порой.

А как минуло пять недель,

Заскучал богатырский конь:

Тишина и покой кругом —

Ни жестоких схваток с врагом,

Ни опасностей, ни погонь.

До сих пор был послушным конь,

Свой горячий норов смиря,

А теперь, нетерпеньем горя,

Без хозяина-богатыря

Стал то злобным, то скучным конь:

По далеким краям заскучал,

По жестоким боям заскучал,—

Где ж седок его удалой?

Забавляется с юной женой

И не знает заботы иной —

Только время проводит зря!

И когда на прибрежный луг

Повели коня поутру,

Начал рваться скакун из рук

Двадцати расторопных слуг,

Стал носиться вскачь по двору,

Шум и крик поднялся вокруг.

На высокий берег взбежал,

Вскинул умную морду конь,

По-тигриному уши прижал,

Шею вытянул гордый конь,

Дрожью яростной задрожал,

И заржал — тревожно заржал.

И как голос самой судьбы

Накануне грозного дня,

Как призыв боевой трубы,

Как предвестье новой борьбы,

Прозвучало ржанье коня!

В этот час зари золотой,

В этот утренний ясный час

С юной пэри сидел Шарьяр

У корней чинары густой

И с подруги стройной своей

Не сводил восхищенных глаз —

Любовался ее молодой,

Ослепительной красотой.

Как весенний тюльпан, цвела

Тонкобровая Хундызша,

У реки цветов нарвала

И венок плела не спеша,

Напевала негромкую песнь,

Нежно взглядывала порой,

И с избранницей милой вдвоем,

Наслаждаясь весенним днем,

Позабыв обо всем, обо всем,

Был беспечно-счастлив герой.

Опьянен любовным вином,

Он у ног ее возлежал,

Расстилалась трава ковром,

И душистым, живым шатром

Сад цветущий их окружал.

Вдруг как будто далекий гром,

Нарушая мирный покой,

Прозвучал над сонной рекой,—

Ясный воздух чуть задрожал,

Ветерок по листве пробежал:

Это конь вороной заржал.

Будто зов боевой трубы,

Будто голос самой судьбы,

Прокатилось ржанье его,

И очнувшись от сладких чар,

Вздрогнул, брови сдвинул Шарьяр,

Прояснилось сознанье его,

Стали сразу грозней черты,

И как будто с крутой высоты

Путь далекий он увидал

Через пропасти и хребты,

Бой жестокий он увидал,

Ожидающий впереди,

И как бешеный стук копыт,

Загудело сердце в груди.

Всей душой ощутил герой,

Как бесцельно время летит,

Драгоценное время летит,—

И почувствовал гнев и стыд.

Но ни слова Шарьяр не сказал

Молодой подруге своей,

Быть старался еще нежней

Перед близкой разлукой с ней,

Огорчать ее не спешил,

А сперва дождаться решил,

Чтобы кончились сорок дней —

Их счастливых свадебных дней.

Сорок первое утро пришло,

Только-только вдали рассвело,

Солнце в небо еще не взошло —

Лишь вершины хребта зажгло,

А уже в нарядном шатре,

Пробудясь на самой заре,

Тихо вздрогнула Хундызша,

По лицу рукой провела

И украдкой вздыхать начала,

И беззвучно рыдать начала.

Был могучий Шарьяр смущен,

Был слезами ее поражен,

«Что с тобой, голубка? — спросил.—

Или видела страшный сон?»

И склонясь к нему на плечо,

Зашептала она горячо:

«Не гневись, Шарьяр, не брани,

А по совести мне ответь,

Почему за последние дни

Стал ты хмуриться, стал мрачнеть?

Всю страну я тебе отдала,

Всю казну я тебе отдала,

Молодой моей красоты

Всю весну я тебе отдала,

Отдала и девичью честь,

И мечты, что у каждого есть,

Явь и сны — всю мою судьбу,

Превратилась в твою рабу.

Но отдавшись тебе сполна,

Рабства этого не стыжусь,

Перед всеми людьми горжусь,

Что теперь я — твоя жена,

Почему же день ото дня

Все мрачнее твои черты?

Или мной недоволен ты,

Или, может быть, болен ты?

Вот уже третью ночь подряд

До жены нет дела тебе,—

Что за мысли тебя томят,

Почему так суров твой взгляд?

Или я надоела тебе,

Угодить не сумела тебе?»

Но в кольцо богатырских рук

Заключив подругу свою,

Молодую супругу свою

Успокаивать стал супруг:

«Не тревожься, радость моя,

Непонятен мне твой испуг,

Ты — как солнце, как вешний луг,

Несравненна сладость твоя!

Даже если б тысячу лет

Довелось нам вместе прожить,

Буду каждым взглядом твоим

Я по-прежнему дорожить,

Даже если б тысячу дев —

Всех красавиц со всей земли

Мне сейчас в шатер, привели,

Все равно тебя предпочту,—

Будь прекраснее звезд они,

Не взгляну на их красоту!

Ты — сокровищ полный тайник,

Восторгаюсь тобой без конца,

Ты — волшебный, чистый родник,

Наслаждаюсь тобой без конца,

Ты — единственная моя! —

Так всю жизнь я твердить готов,

И о верной моей любви,

Беспримерной моей любви

День и ночь говорить готов,

Да наверно, не хватит слов!