Скажи Алексу, чтобы не ждал

– Если ты говорил серьезно и правда хочешь остаться здесь…

– Я говорил совершенно серьезно! – кричит Алекс, но Нелли делает ему знак замолчать.

– Тогда тебе придется избавиться от своей униформы. От униформы, солдатской книжки, документов – от всего. Я принесу тебе одежду, но тебе нельзя никому говорить о том, кто ты и откуда на самом деле. Ты просто Саша, родом из этих мест. Мой брат – не проблема, он бы, наверное, понял. Но остальные не такие понятливые. Многие ненавидят, люто ненавидят немцев. У них есть на то причины.

Нелли умолкает и снова смотрит на Алекса. В уме всплывает разговор с Гансом. «Я не буду стрелять, – сказал Алекс тогда. – Не буду стрелять ни в русских, ни в немцев». «Я не буду стрелять» – не те слова, которые может сказать партизан.

– Но… как же мой немецкий акцент? – нерешительно спрашивает Алекс.

– У тебя его нет, – отвечает Нелли и тут же добавляет: – Больше нет.

Алекс не может не усмехнуться.

– Не слишком-то радуйся, – почти вызывающе говорит Нелли, – партизанская жизнь опасна. Опаснее всего, с чем ты сталкивался прежде.

«Если бы ты знала, Нелли, если бы ты только знала», – думает Алекс, но не говорит этого вслух, прошлое больше ничего не значит. Потом в голову приходит другая мысль:

– А как же Ваня? Он может пойти со мной?

Нелли издает странный звук – смешок, который она безуспешно пытается сдержать:

– Ваня… Он же немец до мозга костей.

Честно говоря, Алекс тоже не может вообразить Ганса среди русских солдат. И дело не только в языке. Сложно представить Ганса вдали от книг, музыки и всего того, что принято понимать под культурой, вдали от родителей, брата и сестер, вдали от интеллектуальных бесед и философии, вдали от своей родины. Ганс нужен Германии, потому что Германия нужна Гансу. Алекс будет скучать по многим вещам: по рисованию с Лило, по игре на фортепиано, по некоторым удобствам, к которым привык дома, будет скучать по отцу, по отцу – особенно! Однако он сможет смириться. Сможет жить в России, жить той жизнью, для которой был рожден, русской жизнью. Разве занятия по лепке, рисование, теплая еда, семья и «Белая роза» могут с ней сравниться? Быть может, Ганс все-таки прав, быть может, порой приходится исполнять свой долг.

– Когда? – спрашивает Алекс.

– Приходи завтра утром, сразу после утренней поверки. Я буду ждать тебя здесь. Но ты никому не должен об этом рассказывать. Даже Ване.

Алекс обещает.

Той ночью всей студенческой роте не удается выспаться. Ближе к утру их будит пронзительный кашель, по комнате то и дело разносятся стоны и бормотание, однако стоит им утихнуть, как кашель начинается вновь.

– Дай же наконец поспать! – начинает вскоре раздаваться со всех сторон. Ганс переворачивается на другой бок, опьянение еще не покинуло его, до утреннего подъема остается всего два или три часа. Через некоторое время Вилли, сжалившись, первым вылезает из кровати.

– Алекс, – шепотом зовет он, – ты в порядке?

Алекс хочет ответить, что все в порядке, небольшая простуда, но не может вымолвить ни слова, голос подводит, горло болит и распухло. Он чувствует, как Вилли кладет руку ему на лоб, и снова слышит:

– Ганс?

Алекс разлипает глаза и смутно, как в тумане, различает перед собой лицо Вилли, оно ходит кругом. «Нелли, – думает он, – мне нужно к Нелли», но конечности настолько тяжелы, что он не в силах пошевелиться. От головокружения тошнит. Вилли не понимает, что Алекс пытается прохрипеть – он снова закрывает глаза.

Ганс недовольно бурчит, но потом все же подходит, Алекс снова чувствует руки у себя на лбу, на щеках, на шее, потом Ганс осторожно утирает покрывалом пот с его лица.

– Ангина? – спрашивает Ганс.

Вилли отвечает:

– Нет. Боюсь, он попадет к нам, в инфекционное отделение.

Утром главный врач подтверждает диагноз: у Алекса дифтерия, болезнь, получившая прозвище «ангел-душитель детей», но молодого и крепкого парня она не задушит, две-три недели постельного режима – и санитар-фельдфебель Шморель снова будет пригоден к службе, а это самое главное.

Алекса укладывают на только что застеленную кровать, он пытается сопротивляться: «Это всего лишь простуда!», однако он настолько слаб, что никто даже не замечает его сопротивления. В конце концов Алекс сдается и полностью погружается в лихорадку.

А Нелли стоит на опушке леса с полным хлеба передником и ждет его – тщетно.

Россия, 1942 год