Скажи Алексу, чтобы не ждал

На следующий день Кристель уехал в Инсбрук, а Софи приехала из Ульма. Она пришла в восторг от маленькой квартирки, которую нашел для них Ганс: там две небольшие комнаты, соединенные гостиной, где стоит обеденный столик и висит полка с радиоприемником, который даже принимает Би-би-си, по крайней мере в определенные часы. Мама прислала электрическую плитку, рядом уже гудит самовар, а Софи испекла в хозяйской духовке пирог из всего, что еще можно достать по продовольственным карточкам.

– Наверняка получилось ужасно невкусно, – говорит она, – но я не виновата.

– А кто тогда виноват? – спрашивает Ганс.

– Гитлер. Как по мне, то пусть дефицит растет. Может, тогда люди наконец поймут, что происходит… Ах, уверена, большинство уже понимает.

В следующую секунду кто-то звонит в дверь.

«Наверное, это Алекс», – думает Ганс.

– Наверное, это Гизела! – восклицает Софи и бежит к двери. Вскоре она возвращается в сопровождении светловолосой девушки. – Позволь представить тебе Гизелу Шертлинг, – говорит Софи, обращаясь к Гансу, а потом поворачивается к девушке: – Это мой старший брат Ганс. Ну, тот самый, о котором я столько рассказывала! – Софи подмигивает.

Гизела улыбается и застенчиво теребит пуговицу непромокаемого пальто, словно не зная, снять его или оставить.

– Надеюсь, вы слышали обо мне только хорошее, – говорит Ганс и помогает гостье снять пальто, тем самым принимая решение за нее. Гизела смотрит на него с благодарностью. Софи уходит, чтобы принести чай и пирог, а Ганс тем временем предлагает девушке сесть.

«Интересно, – думает он, – где Софи берет таких хорошеньких подруг?» Конечно, Гизела не такая юная и наивная, какой некогда была Лиза, но у нее такой же взгляд, такие же нежные руки, которые она сложила на коленях, как прилежная ученица воскресной школы. Интересно, Лиза рассказала Софи о его письмах? Должно быть, рассказала, а ведь Ганс даже не помнит, что в них писал. Неудивительно, что Лиза не ответила. Это были тяжелые, окутанные лихорадочным туманом несколько дней и ночей, однако теперь он снова видит ясно. Теперь он видит Гизелу.

Софи возвращается с чаем и тарелкой, на которой лежит несколько кусочков пересохшего пирога – жир сейчас достать трудно.

Пока они едят, Ганс задает Гизеле разные вопросы, например, где она родилась (в небольшом городке Пёснек в Тюрингии) и что изучает (филологию). На самом деле ответы его не очень интересуют, но ему нравится слушать ее тихий высокий голосок, совсем не похожий на голос Трауте.

Софи рассказывает, что они с Гизелой познакомились позапрошлым летом, когда вместе отбывали трудовую повинность – разговорились во время полевых работ.

– Ты тоже не могла выносить унылого однообразия, да? – спрашивает Софи.

Гизела согласно кивает.

– По вечерам мы сбегали, – улыбаясь, продолжает Софи, – и шли в церковь, чтобы поиграть на органе в четыре руки, заняться чем-то полезным. Гизела виртуозно играет на органе.

– О, вовсе нет! – восклицает Гизела и смеется, похлопывая Софи по плечу, но Ганс смотрит ей прямо в глаза и говорит:

– Хотел бы я однажды услышать, как вы играете.

Гизела стыдливо опускает голову и снова складывает руки на коленях.

– Или сходить с вами на концерт, – продолжает Ганс, – скажем, на концерт органной музыки. Вы не можете ответить отказом.

Гизела улыбается:

– Посмотрим…

Ганс ждал Алекса весь день и тем не менее вздрагивает от неожиданности, когда в дверь снова звонят. Какая жалость, а ведь разговор с фройляйн Гизелой так удачно складывается…

– Сейчас я познакомлю вас со своим другом, – говорит Ганс, – он вам понравится, он настоящий русский.

– Русский? – повторяет Гизела и делает такое испуганное лицо, что Ганс не может не рассмеяться, а Софи укоризненно смотрит на подругу.

– Ах, Гизела, – строго говорит она, – ты сама знаешь, что нельзя верить пропаганде. Русские совсем не такие, какими их выставляют «Штюрмер» или «Фёлькишер Беобахтер». Разве остарбайтеры, которые повсеместно стоят у конвейеров и работают в полях, хоть немного похожи на чудовищ из газетных фельетонов и карикатур? Вот видишь. Шурик тебе понравится. Он всем нравится.

Гизела виновато опускает глаза в чашку и, не жуя, проглатывает кусочек пирога.

Видимо, Алекс не ожидал увидеть здесь посторонних – он без утайки несет в руках пишущую машинку, которую снова одолжил у соседа. «Пятая листовка должна быть готова к тридцатому января, когда Гитлер будет отмечать десятилетие своего пребывания на посту рейхсканцлера», – говорил Ганс, преисполненный идей. Было решено, что на этот раз они напишут листовку в квартире Шоллей – там меньше людей. Кроме того, Алекс толком не помирился с отцом и потому предпочитает находиться где угодно, но только не дома.

Алекс замер, уставившись на незнакомую ему девушку.

– Добрый день, – говорит он, крепко прижимая к груди пишущую машинку.

– Хайль Гит… Добрый день, – отвечает Гизела, вежливо улыбаясь.

– Александр Шморель.

– Гизела Шертлинг, – представляется Гизела, но Алекс перебивает ее на последнем слоге: