Скажи Алексу, чтобы не ждал

– Да, настали страшные времена, происходят страшные вещи, но сегодня стремление к свободе восторжествовало, а значит, страшные времена скоро подойдут к концу! Давай отметим это, Гизела! Давай отпразднуем как следует!

Потом Ганс обещает, что обязательно женится на ней, как только закончится война.

– А закончится она скоро.

И сегодня Гизела верит ему, верит обоим обещаниям, потому что ей хочется в них верить.

Студенческий бунт в Мюнхене заканчивается столь же внезапно, как и начался. Подавляющее большинство демонстрантов быстро возвращается к насущным проблемам – к подготовке к экзаменам и военным учениям, или, быть может, угрозы гауштудентенфюрера все-таки возымели действие.

Политическое руководство, похоже, твердо намерено забыть о произошедшем. В газетах не появляется ни слова об инциденте. Всех арестованных студентов отпускают на следующий день с незначительными наказаниями. Некоторое время ходят слухи о том, что протестующие сбросили в Изар гауляйтера или гауштудентенфюрера, а то и обоих. Постепенно эти слухи стихают, и на улицах Мюнхена становится тише, чем прежде.

Зима 1943 года

Город полон русских. По воскресеньям в православной церкви не протолкнуться, поп жалуется, мол, не успевает заказывать новые распятия и иконы. У них, так называемых остарбайтеров, ничего нет, им едва хватает денег на выживание, однако они постоянно берут распятия и иконы в поисках хотя бы маленького проблеска надежды.

Рюкзак Алекса набит хлебом и теплой одеждой, которую связала Njanja. Бедняжка всю осень распутывала старые свитера, а из получившейся пряжи мастерила варежки. Только в такие моменты Алекс вообще мог находиться дома – когда сидел рядом с Njanja, пил русский чай и просил: «Спой, Njanja! Спой что-нибудь!» – и Njanja пела про казаков и кадетов, а еще «Калинку», снова и снова. За окном мела метель, и Алекс представлял, что находится в России. Он думал о Нелли, думал, что влюблен, он влюблен в воспоминания о ней. Алекс представлял, как Нелли сейчас сидит в деревенской избе, продуваемой со всех сторон сквозняками, или как прячется с братом в лесу на лютом морозе, и все бы отдал, чтобы быть с ней. При любой возможности Алекс надевает русскую народную рубаху, зимнее пальто и меховую шапку, а из формы – только сапоги, которые прежде ненавидел. Но теперь на их подошвах русская земля, и Алекс упорно отказывается их чистить.

С ними он стоит на русской земле – всегда, куда бы ни пошел.

Велосипед легко катится по заснеженным улицам, рюкзак весит немного, и впереди уже виднеется забор. За забором в ветхих бараках живут мужчины, которые работают на местном военном заводе, Алекс видел их в церкви. Разговаривать с ними строжайше запрещено, однако Алекс все равно пытался, они отвечали робко и односложно – видимо, боясь наказания. Поп рассказал, что по прибытии в Германию мужчины были настолько больными и ослабшими, что не могли работать, сначала их надо было поставить на ноги и немного откормить. Еще в Германию привезли много девушек, которые теперь трудятся на фабриках – как девушки, о которых рассказывала Софи, на фермах или помогают по хозяйству в немецких семьях. Жене Кристеля выделили такую девушку, молодую украинку. «Славянка до мозга костей», – писал Кристель. Девушка была напугана до смерти, можно только представить, через что ей пришлось пройти за ее недолгую жизнь, да еще и языковой барьер… Радует, что по крайней мере одна из этих несчастных оказалась в хорошем доме.

Алекс слезает с велосипеда, снимает со спины рюкзак и смотрит сквозь прутья забора, надеясь увидеть кого-нибудь из своих русских братьев: «Поэтому я все еще здесь, а не в России – нет, Германии я не нужен, а вот вам, братцы, вам я еще пригожусь!»

Через некоторое время из барака выглядывает молодой паренек, почти еще ребенок, худой, истощенный, возможно слишком истощенный, чтобы работать. Паренек замирает, в ужасе уставившись на Алекса.

– Priwjet! S nowym godom! – кричит Алекс, не удержавшись от приветствия и поздравления с прошедшим праздником. Паренек смотрит испуганно, но Алекс уже достал из рюкзака пакет с хлебом и многочисленными варежками. Он с ловкостью перебрасывает пакет через забор, и тот беззвучно падает в глубокий снег, прямо перед пареньком, который продолжает растерянно хлопать глазами. Через несколько секунд паренек наконец понимает, что происходит, молниеносно хватает неожиданный подарок и прячет под развевающейся рубашкой, одними губами произносит «spasiba» и торопливо скрывается в бараке. Алекс вскакивает на велосипед и едет так быстро, как только может. Ни охранник, ни случайный прохожий не должен его догнать, он задыхается, и не только от напряжения. На этот раз все обошлось, и на этот раз его не преследуют.