Скажи Алексу, чтобы не ждал

Ганс приносит из комнаты Софи самое удобное кресло, и профессор, опустившись в него, выглядит еще меньше, чем раньше. От бокала вина он отказывается.

– Перейдем сразу к делу, господа, – говорит он и на словах «к делу» шлепает на стол черновики листовок. – Шморель. – Он протягивает Алексу записи со смесью притворного безразличия и неприкрытого отвращения. С таким же видом учитель латыни возвращал ему контрольные – не просто так он завалил латынь. – Шморель, – сурово повторяет профессор, – это совершенно бесполезное коммунистическое словоблудие, в котором отсутствует основная идея.

– Что?..

Но профессор Хубер не дает Алексу закончить, обращаясь к Гансу:

– А вот ваши наброски можно довести до ума, господин Шолль!

Ганс улыбается с гордым тщеславием образцового ученика.

– Формулировки довольно неуклюжие, – быстро добавляет профессор Хубер, – некоторые мысли продуманы не до конца, но из этого действительно можно сделать что-то годное. Мне нравится рассуждение о том, что мы, немцы, станем народом без страны, если война закончится так бесславно, как это кажется сейчас… Я слышу здесь Томаса Манна? Прежде чем вдаваться в подробности, замечу: господа, эта эмблема, эта «Белая роза» должна исчезнуть. Мы же не девичий клуб! Воззвание немцев ко всем немцам – это сильнее всех выдуманных названий!

Ганс и Вилли одобрительно кивают, и Алекс удивляется тому, как быстро Ганс отказывается от тайного ордена, который основали они вдвоем. Не то чтобы он сам был особенно привязан к этому названию, «Белая роза» была идеей Ганса, и профессор Хубер, пожалуй, прав. Сейчас не время для высокопарных пустословий, однако Алекс еще не переварил замечание о «коммунистическом словоблудии». Он чувствует, как кровь снова приливает к лицу. Да что знает немец о России – настоящей России! – и о том, как мало общего она имеет с коммунизмом?! Что знает о пустых фразах и идеях философ, который всегда руководствуется логикой и никогда – чувством художника?! Что общего у профессора Хубера и Александра Шмореля? Враг, думает Алекс, больше ничего. Однако в такие времена, когда дружба в первую очередь обусловлена товариществом по несчастью, этого вполне достаточно. Не вмешиваясь в разговор, Алекс спокойно курит свою трубку.

Зима 1943 года

Молодая пара идет в сторону вокзала. Возможно, они собираются поехать к родителям невесты или отправиться в путешествие, в любом случае, уезжают они надолго: у обоих в каждой руке по тяжелому чемодану. Если кто-то спросит, что находится в чемоданах, они ответят: «Одежда».

Но никто не спрашивает, да и зачем спрашивать, они выглядят совершенно обыденно, идут себе рядом, тихо разговаривают.

Несмотря на все возражения Ганса, Софи настояла на том, чтобы это поручение доверили ей.

– Молодые девушки не вызывают ни у кого подозрений, – говорила она. – Я буду менее приметной, чем вы.

С этим доводом Ганс согласился:

– Но будь осторожна и не рискуй понапрасну!

Софи с улыбкой закатила глаза. Было решено, что вторым рассыльным будет Алекс – только он мог купить билеты на свои карманные деньги. Когда Алекс соглашался ехать, он думал не столько об опасностях, сколько о возможности сбежать из этого города, из родительского дома, из квартиры Ганса, даже от Лило. Просто уехать, далеко-далеко.

По дороге на вокзал Алекс и Софи стараются не говорить ни о чем, кроме пустяков, – вдруг кто-нибудь подслушает.

Но стоит кому-нибудь подойти – особенно если он в форме, – как они сразу же теряют нить разговора, Софи дрожащим голосом рассказывает о своем последнем походе или лыжной прогулке, однако прохожий просто здоровается или идет мимо, не сказав ни слова.

Алекс думает, что было бы здорово иметь глаза на затылке, чтобы одним смотреть только на чемоданы, а другим – в сторону России, однако человеку приходится смотреть вперед, хочет он того или нет. Так уж мы устроены.

Наконец Алекс и Софи добираются до вокзала, где их пути расходятся на платформе: Софи поедет в Аугсбург, Алекс – в Вену. На прощание Софи целует его в щеку:

– Береги себя, Шурик.

– И ты тоже.

Поезд в Аугсбург уже готов к отправлению, и Софи загружает свои чемоданы в вагон. Алекс боится, что кто-нибудь предложит ей помощь. Бумага весит почти столько же, сколько одежда, никто не догадается, что на самом деле лежит внутри, однако Алекс все равно волнуется. Вскоре в одном из окон поезда появляется Софи, она улыбается и машет рукой: все хорошо. Алекс с облегчением вздыхает и переходит на другой перрон, к своему поезду, который поедет в Вену через Зальцбург и Линц.

Подробно все обсудив, Алекс и Софи договорились не брать чемоданы с собой в купе, а оставить в багажном отделении, через некоторое время никто и не вспомнит, кто именно их туда положил. Что? Изобличительный материал, разрушающий военную мощь государства? Вон оно что! Нет, это не мои чемоданы, клянусь!