Скажи Алексу, чтобы не ждал

– Гизела, пока ты рядом, ничего плохого просто не может случиться.

Она и сейчас сидит рядом, а Вилли рассказывает о своей последней поездке в Саар. На этот раз он встречался с двумя братьями, которых знал с детских лет. Старший был настроен скептически, а вот младший тотчас же согласился размножить и распространить их листовки.

Софи вскакивает на ноги, чтобы достать из кухонного шкафчика вино: мол, после стольких предостережений и отказов это – немалое достижение! Однако Вилли жестом просит ее сесть обратно и говорит:

– Это еще не все.

Младший брат, о котором идет речь, сейчас служит писарем в госпитале в Саарбрюккене. Ему удавалось забирать оружие у раненых – по большей части автоматы – и вывозить из больницы, за прошедшее время у него образовался целый арсенал. Теперь он хочет использовать это оружие для благого дела, а именно – покончить с гитлеровской диктатурой…

– Нет, – говорит Алекс.

– Дай ему закончить, – возражает Ганс.

– Нет! – повторяет Алекс намного громче, и Гизела слегка вздрагивает.

– Вилли еще ничего не сказал… – успокаивающе говорит Софи, но Алекс перебивает:

– Пассивное сопротивление! Вот о чем мы договорились. Мы не будем хуже их!

– Конечно, – бормочет Вилли, – но положение в любую секунду может измениться, мы просто должны быть готовы…

– Даже профессор Хубер считает, что без кровопролития не обойтись, – вмешивается Ганс.

– Мне все равно, что там считает твой философ, я не буду ни в кого стрелять! – Алекс вскакивает, ударяясь о стол, холодный пепел высыпается из пепельницы на скатерть. – Не буду стрелять ни в русских, ни в немцев. Ни в кого не буду стрелять! – Он бросается мимо стола и выбегает из квартиры, громко хлопнув дверью. Наступает напряженная тишина, Гизела прячет лицо у Ганса на плече, он рассеянно гладит ее по волосам, тишина терзает его, но сказать больше нечего. Наступает время, когда слов оказывается недостаточно.

Через некоторое время Софи начинает собирать со скатерти рассыпавшийся пепел.

– Если бы сейчас вошел Гитлер и у меня был бы пистолет, я бы его застрелила, – бормочет она. – Если не могут мужчины, то это должна сделать женщина.

В котельной потрескивает огонь, пожирая дневники Алекса, письма Ангелики, в большинстве своем – любовные, несколько открыток от друзей и знакомых, кипу рисунков, записную книжку, немногочисленные письма от Вали, единственное письмо от Нелли, в котором она пишет только то, что жива и здорова.

Здесь нет ни отца, который мог бы его остановить, ни матери, которая с грустными глазами смотрела бы на него с фотографии, только голодное пламя и молчаливая Лило. Алекс знает, зачем пришел к ней со своими вещами.

Двадцать пять лет жизни превратились в пепел за пять минут, но Алекс вовсе не чувствует грусти: горят только улики, опасные следы, что могут навести гестапо на невинных людей. Просто бумага, которая давно ничего для него не значит, он получит новые письма, и любовные тоже, напишет новые дневники когда-нибудь где-нибудь в России.

Алекс собирается бросить в огонь свою солдатскую книжку, когда его неожиданно останавливает Лило. До того она, сказав: «Я посторожу», осталась стоять в дверях, но на самом деле больше смотрела на Алекса, чем в коридор, вокруг глаз у нее глубокие обеспокоенные морщинки, которые никак не хотят исчезать. Она решительно держит Алекса за руку:

– Если ты избавишься от нее, то официально станешь дезертиром!

– Именно этого я и хочу, – отвечает Алекс, – я дезертирую, перехожу на сторону так называемого врага. Если уж стрелять, если уж пасть, то ради России…

– Ты переутомился, – говорит Лило, продолжая сжимать его руку, крепко впиваясь пальцами в плоть, которой почти не осталось. И когда Алекс успел так исхудать?..

– Лило, мне больно!

– Ты перевозбужден. Все мы перевозбуждены. Каждую ночь – сирены, каждый день – сообщения о новых потерях, Сталинград…

– Видимо, ты плохо меня знаешь, – бормочет Алекс, – я рад поражению под Сталинградом. Германия должна наконец потерпеть поражение, иначе никак. А теперь, пожалуйста, отпусти меня.

– А как же листовки?

От удивления Алекс опускает руку, и солдатская книжка падает на пол. Лило подбирает ее и торопливо прячет в карман передника, как Нелли некогда прятала ломтики хлеба. Отобрать книжку будет несложно, наверняка Лило отдаст ее добровольно, если Алекс настойчиво попросит. Но Алекс молчит и только смотрит на Лило во все глаза.

– О чем ты? – Он говорит медленно, язык вдруг кажется невероятно тяжелым, а каждый немецкий звук – невероятно чужим.

Поколебавшись, Лило отвечает:

– Тебе прекрасно известно, что я никогда не одобряла вашу затею. Быть может, я не показывала этого, но я с самого начала ужасно боялась за тебя, Ганса и малышку Софи, за всех вас. Но я продолжала надеяться. Надеяться на то, что этот страх не будет напрасным, что… ваши слова пробудят сердца людей.