Скажи мне нет, скажи мне да…

Сердце от коханой навек умолчи:
вовек оно не говори`мо,
ибо гладя ходит бриз
невидимо немо.

До самого дна, по самое дно
сердце говорю ей:
вздрогнет плача холодна —
и прочь на волю.

Едва меня покинет она,
идет прохожий мимо:
единым вздохом поймана
немо да невидимо.

5. Дума иван-чая

А. Н.

Я пошел через парк:
кора серая, кроны шумные.
Чу – иван-чай
звенит свою думу:

«Бывает дрема в грунте,
где негромкий мрак.
Там, страхи мои бормоча,
я счастлив был.

Потом я вышел на свет,
похож на зарю как брат,
на новое счастье рассчитывая.
Но мне не по себе».

〈1995〉

Имярек и Зарема

1

Только не смерть, Зарема, только не врозь.
Мало ли что сторонник моральных норм
думает – нас не прокормит думами.

Солнце зароют на ночь – ан дышит утром,
а мы наберем с тобою грунта в рот,
в дрему впадем такую – не растолкают.

Тронь меня ртом сéмижды семь раз,
со́рочью сорок тронь, сéмерью семь.

Утром что с посторонних, что с наших глаз —
сóрок долой и сéмью, тронь и меня:
сплыли – и не потеряем, не отберут.

2

Простачок такой-то, приди в себя.
Мертвое не тормоши, а отпой.
Там ясный пил и ты кислород,
куда имелись ключи у той,
кто мне роднее, чем мое сердце.

Там-то случалось и то и сё:
твое послушай, ее конечно.
Ты точно пил святой кислород.

Вот – ей некстати. Сам расхоти.
Холодна – не льни, отошел – не хнычь.
Сосредоточься, суше глаза, молчок.

Счастли`во – у постылого в глазах сухо.
Не ищет повод сказать а помнишь.

Тебя мне жалко. Какие планы?
Кто вздрогнет, вспомнив?
                                 Про вечер спросит?
Кому откроешь? Лизнешь чье нёбо?

А ты, такой-то,
роток на ключ и глаза суши.

3

Коля! Зара моя, моя Зарема,
та Зарема, которую такой-то
ставил выше себя, родных и близких,
по подъездам и автомобилям
дрочит жителям и гостям столицы.

4

И лишь бы врозь, и льну.
Мне скажут: что ж ты так?
Вот так, однако, —
и это пытка.

〈1995〉[1]

Ковер

«Давай, ты умер» – «Да сколько раз
уже в покойника и невесту» —
«Нет, по-другому: умер давно.
Пожалуйста, ляг на ковер, замри.

Нету креста, бурьян, но я
бываю и приношу букет.
Вот чей-то шелест – не твой ли дух:
я плачу, шепчу ему в ответ» —

«Лучше я буду крапива, лопух:
они лодыжки гладят и щиплют.
Новое снизу твое лицо —
шея да ноздри да челка веером».

〈1996〉

«Москва – Рига»