Скажи мне нет, скажи мне да…

Девять лет, как ты сказала фразу,
повторить которую не можешь.
Темно-красный плащ давно не носишь
(ибо не замеченную ночью
свежую лазурь скамьи не смыли
ни химчистка, ни твои рыданья),
коротко стрижешься, разлюбила.

Где та фраза? Может ли вернуться?
О причинах мучаться и думать —
все равно что, стоя на Хованском
в дождь и страха ради воровского
розам укорачивая стебли,
наш свободный ужас понемногу
заглушать законным любопытством:
КГБ, шофер или случайность.

Не шумите – дайте слово камню:
Стой, прохожий! Звали меня так-то
Или Чаю воскресенья мертвых.
И, как мрамор от лица умерших,
я скажу от имени признанья:
Повтори: для этих бедных звуков
снова прозвучать и есть воскреснуть.
Ведь твое измученное сердце —
это им обещанное небо.
Пожалей их, повтори, помилуй.

1991

«Ничему не нужен навсегда…»

Ничему не нужен навсегда,
но на время годен человек.
Он не дом, но временный ночлег,
место встреч румянца и стыда,

голода с едой, тоски с Москвой,
или с ты – ночным, ночной, дневной,
или просто с оборотом век,
эту ты рисующим точь-в-точь.

Он синоним точный слова тут,
места, где бывают, не живут:

кто зайдет на время, кто на ночь,
все, однако, по своим делам,
не по нашим, и уходят прочь
по небесным и земным углам
видимых-невидимых квартир.
Так что если говорить про вид,
он у нас всегда необжитой.

Ты, похоже, всех пересидит,
как в метро уснувший пассажир.
Но ему когда-нибудь домой.

1991

Из книги «Генрих и Семен»

Папиросы

Пó полю один солдат бежал —
хлоп, и папиросы потерял.
Медленно теперь ползи, солдат,
назад за папиросами.

Лучший друг солдата —
это черный ворон,
верная, ручная,
птица почтовáя.

Пó полю один абрек бежал —
хлоп, и папиросы потерял.
Медленно теперь ползи, абрек,
назад за папиросами.

Лучший друг абрека —
это черный ворон,
верная, ручная,
птица почтовáя.

〈1999〉

Не вошедшие в книги

Белофонный лекиф

Сумрачного неба нежные изгибы…
По песку и снегу вьем узор прощальный,
Снова расставаясь, словно две подружки
На сосуде смертном… если мы могли бы,
Кто из нас на белой вазе погребальной
Чует холод вечной и стигийской ночи,
Угадать… но снег нам залепляет очи.

〈1982?〉

«Как зрачки от света, стали ýже…»