Сказка жизни

Нет, ну а что. Да, двести. Ну так это все-таки – Илья, он же такой – один на всем белом свете, во всяком случае, на обозримом историческом промежутке. Старого сказочника спросили тогда досужие любопытствующие, а скажите, мол, Евгений Александрович, сколько у вас должен тренироваться благородный герой, если он стабильно совершает по одному подвигу в день? А тот брови еще так удивленно вскинул, искренне не понимая, про что идет речь: «Если подвиг в день совершает? У меня он может вообще не тренироваться». Ну вот так. А теперь, небось, какой-нибудь Емеля меньше чем за миллион и с печи не слезет, и это при учете того обстоятельства, что он и раньше с нее не слезал никогда.

– Да, молодые сейчас от «единички» начинают разговор, – подтвердил Старый сказочник, – Причем это те, которые совсем ничего не могут. А если один раз за меч-кладенец взялся, да еще с правильной стороны – уже «полторашка»! Но тут, мой золотой, ничего не попишешь, таково веление Настоящего. Не расстраивайся.

– Да мне-то что расстраиваться, Евгений Александрович… Во всяком случае, не из-за этого точно!

– Ладно. Ну а теперь – созрел для серьезного разговора? Настроился должным образом, так сказать?

Филимонов помолчал. Потом о чем-то поразмыслил, глядя в окно. Потом сказал:

– Настроился, Евгений Александрович.

– Ты насовсем тогда со сказками закончил? Или как?

– Честно сказать?

– Родной ты мой! Ну а как же еще?!

– Честно – я не знаю…

Филимонов и правда не знал ответа на данный вопрос, хотя и часто размышлял об этом, и подсказать ему было некому, да и кто в такой ситуации подскажет. Все наваливалось как-то постепенно, исподволь, и вроде по отдельности – ерунда, а сложенное вместе... Хотя это часто так и происходит – словно бы из-за пустяков, будто бы из ничего…

А теперь – как будто все пролетело в один миг. Вот еще декабрь, вот они стоят с Ильей и Алешей на троллейбусной остановке…

Они стояли на троллейбусной остановке, и Алеша Беркович, зябко передернув плечами, сказал:

– Пошли в метро спустимся. Холодно тут стоять. Не лето на дворе. И даже уже не осень.

– Разве холодно? – удивленно переспросил Илья.

– Тебе не понять, – тут же откликнулся Беркович, – Вон, и практикант дрожит уже!

– Как скажете.

Они спустились вниз, прошли в дальний конец перрона, чтобы не смущать законопослушных пассажиров, устроились под лестницей, ведущей на пересадку. Неожиданно по ступенькам пролетела чья-то кроличья шапка.

– Занятно, – констатировал Илья Муромэц, – Все-таки чувствуется уже приближение Нового года. Ожидание, как говорится, разлито в воздухе!

Тут вслед за шапкой, щелкая пастью, гулко простучал портфель-«дипломат».

– Интересно, много там еще? – озадачился Илья.

– Тебе интересно? Мне нет, – сообщил Алеша, вытаскивая пробку, – Мы глазами хлопать будем или что?

Ждать, однако, пришлось совсем недолго, и вскорости по лестнице, в положении «сидя» и отсчитывая копчиком, пролетел и сам счастливый обладатель шапки и портфеля, аккуратно финишировав подле своего имущества.

– Порядок. Теперь все в сборе! – весело констатировал Илья, – Наливай!

А Филимонову вдруг стало так тепло и хорошо, и именно в это самое мгновение он понял, что вот теперь точно – это их Сказка будет в этот раз Новогодней, все, теперь уже точно, никуда не уйдет и не денется, и так хотелось, чтобы мгновение это продолжалось вечно, ну или хотя бы – как можно дольше…

– Не расстраивайся, практикант, – хлопнул его по плечу Илья Муромэц, возвращая в реальность, – Вечных Новогодних сказок не бывает. Да оно и скучно бы было, сказать по совести.

– А Сказка сказок? – тихо спросил Филимонов.

– Тут такое дело… – задумчиво протянул Илья.

– Последний раз вас с собой беру! Вы дело пришли делать или языками махать?! – воскликнул Алеша Беркович, быстро разлил и решительно вложил им стаканчики в руки.

А потом…

Иногда Филимонову казалось, что все пролетело в один миг. Как май выпускного класса – р-раз, и нету его. Как и не было. И только странное, щемящее какое-то чувство, которое не описать словами. Как нежданно жаркий день в сентябре, вроде бы даже руками потрогать можно, а коснись – и тут же растает. И то ли ты отстал от времени, то ли время от тебя, а если время отстанет – то уже навсегда..

Матушка тогда взяла ему билеты в детский театр, долго стояла в очереди, никак было не увернуться от приобщения к искусству. Хорошо еще, спектакль был дневной, Филимонов отсидел как на иголках, скорее домой, суббота, лапта во дворе. Влетел, и уже машут ему рукой – переодевайся быстрее, проигрываем, тебя только ждем, где бродишь, эй! И пулей наверх, на ходу стаскивая праздничную, выходную рубашку, черт, ну куда же кеды задевались, а, вот, от волнения даже зашнуровать сразу не получается сейчас, сейчас… и вдруг – дождь, ну откуда ни возьмись, все-таки весна, бывает, быстро пройдет… вот, уже и кончился, но выбегаешь – и никого нет, разошлись, а обратно уже не вышли, и встал понуро, разглядывая в луже собственное отражение… никого… все, без тебя обошлись… ты один…