Сказка жизни

Филимонов вздрогнул. Он никогда не задумывался об этом и как-то даже не очень мог представить себя в иных, отличных от текущих, жизненных обстоятельствах.

– Я не знаю, – поразмыслив, доложил Илья Муромэц, – Я тогда, наверное, заканчивать буду. Переходить постепенно сам на старосказочную работу. Уставать я стал уже, если честно.

– Я в вольные стрелки подамся, – сказал Алеша, – Чтоб по индивидуальному плану.

– Ну а говорить-то вы что будете? – продолжал допытываться сказочник, – Вот завтра приходите с утра на службу, а вместо меня – уже кто-то другой.

– А-а-а! Ну тогда… – и герои, поняв, что от них требуется, дружно затянули нарочно гундосящими голосами, – Занятия стали более интересными, разнообразными, больше работаем с мечом, атмосфера в коллективе улучшилась, все друг друга поддерживают и подбадривают, никаких группировок нет, бу-бу-бу…

– Ну поняли-таки, что требуется, – улыбнулся Старый сказочник, – Теперь я за вас спокоен.

А Добрыня Никитин вынул из портфеля разноцветные стаканчики из-под начавших входить в ежедневный рацион героев новомодных «йогуртов» и молча раздал их всем присутствующим.

– Это зачем еще? – удивился Илья Муромэц.

– А затем, – решительно плеснул ему Алеша Беркович, – Добрынюшка молодец, здорово придумал, еще бы вымыл получше. Затем, что ты теперь слюни свои будешь пускать не в общественный стакан, а в свой персональный.

– За своими слюнями пристальнее следи!

– Да, теперь не перепутаешь, надо запомнить просто, где чей, – не унимался Беркович, – Вот, у меня вишенка. У Филимонова яблоко, у Добрыни клубничка. А у тебя там что, лапу-то убери свою богатырскую, рассмотреть не могу. Чтоб точно запомнить и не схватить ненароком!

– Да иди ты. Угомонись уже.

– Прямо как на шкафчиках в детском саду, – мечтательно произнес Филимонов.

– Точно! – сказал Алеша, – У меня ежик был, с граблями, смешной такой.

– А у меня – звездочка, – как всегда, немного поразмыслив, сообщил Илья Муромэц, – Слушайте, я тут сына как раз из садика забирал, так у него на шкафу, вот ни за что не угадаете…

– Тебя Елена Прекрасная обратно что ли домой пустила? – толкнул его в бок Алеша Беркович, – Простила что ль?

– Да не пустила, – пихнул его в ответ Илья, – Не об этом речь. Ребенка я вообще имею право своего видеть или как? Хотя бы из сада до дома довести? Короче, не об этом речь. А на шкафчике у него – страус эму. Так ему воспитательница и сказала. Я его спрашиваю: «Ты знаешь, кто это у тебя нарисован?» А он отвечает, причем важно так: «Конечно, знаю. Эмо!» Вот же дети пошли, простите нас, Высшие таинственные силы… Страус эму он еще не знает, у них половина группы и разговаривает-то еле-еле, а про эмо – уже в материале…

– А у меня флажок был, представляете! – неожиданно сказал Старый сказочник.

– У вас? – от неожиданности Алеша даже поперхнулся портвейном, – А вы разве в детский сад ходили, Евгений Саныч?

– Ну а почему нет?

– Так это когда было? Не, я знаю, вот Илья у нас, к примеру – он с уроков сбегал еще в немой кинематограф, с участием Веры Холодной, и коленями на горох еще ставили потом…

– Алексей, ты сегодня неминуемо схлопочешь у меня, – беззлобно заверил боевого товарища Муромэц, – Ну вот что ты несешь сейчас, какой кинематограф…

– Давно ходил, само собой, – подтвердил Старый сказочник, – Еще при царе Горохе. Даже при батюшке его, Горохе-старшем. Но все-таки – ходил! Так что шкафчики – это довольно древнее изобретение...

И Филимонов опять зажмурился. Эх, вот так бы и стоять, ничего не надо больше, ни подвигов каких, ничего вообще. Так бы и стоять, и слушать, как Алеша говорит: «Да, тут у нас позавчера на микрорайоне такое происшествие вышло – гнома одного с первого этажа зарезали…» А Илья удивленно распахивает глаза в ответ – «Да ты что? И за что же его так?..»