– При Лекси, – сказал Раф в пустоту. – Хорош, нечего сказать!
– Про перчатки я и забыл. То есть я… ну, вы представляете. Дэниэл вздохнул, встал – он даже вроде бы не торопился, – носовым платком вытер очки. И протягивает платок мне, я хотел взять, думал тоже очки протереть, а он вырвал платок да как рявкнет: “Ключи?!” Ну я их достал, а он взял их и тоже вытер, тут я наконец понял, для чего платок. Потом он… – Джастин поерзал в кресле. – Ты точно ничего из этого не помнишь?
– Откуда? – В глаза я ему по-прежнему не смотрела, лишь искоса за ним наблюдала, и он ежился под моим взглядом. – Если б помнила, то у тебя бы не спрашивала, так?
– Ладно, ладно. – Джастин надвинул повыше на нос очки. – Значит, так. Потом Дэниэл… Руки у тебя лежали на коленях, и они были в… Он тебя взял за рукав, хотел ключи в карман тебе положить. Потом выпустил твою руку, и она… просто упала, Лекси, как у тряпичной куклы, с ужасным глухим звуком… Дальше смотреть я не мог, хоть убей. Я светил… светил на тебя фонариком, для Дэниэла, а сам отвернулся, гляжу в поле – пусть Дэниэл думает, будто я слежу, не идет ли кто. Дэниэл сказал: “Бумажник”, потом: “Фонарик”; я передавал не глядя, не знаю, что он там делал, слышал только, как он шуршит, но старался не представлять…
Джастин шумно, судорожно вздохнул.
– Возился он целую вечность. Ветер поднялся, и всюду были звуки – шорохи, скрип, казалось, что кто-то шмыгает туда-сюда. Не знаю, как ты там гуляешь одна по ночам. Дождь полил сильнее, но в небе появлялись просветы, а как проглянет луна, поле будто оживает. Может, Эбби права и это все от нервов, но, по-моему… даже не знаю. Есть, наверное, места нехорошие. Гиблые. В таких местах сходишь с ума.
Он рассеянно глядел куда-то в угол комнаты. Мне вспомнилось, как я бродила по этим тропинкам, чувствуя спиной чей-то взгляд; интересно, сколько раз за мной на самом деле крался Джон Нейлор.
– Дэниэл наконец выпрямился и говорит: “Пожалуй, хватит. Пойдем отсюда”. Я обернулся и… – Джастин сглотнул. – Фонарик я выключить не успел. Голова у тебя упала на плечо, и на тебя лил дождь, капал тебе на лицо, казалось, ты плачешь во сне, будто тебе что-то приснилось… я не мог… Боже… не мог вынести мысли о том, чтобы тебя вот так бросить. Хотел с тобой остаться до рассвета или хотя бы пока не кончится дождь, но когда я это сказал Дэниэлу, он на меня посмотрел как на чокнутого. И я говорю ему: тогда давай хотя бы… хотя бы под крышу ее занесем. Сначала он тоже не согласился, но когда понял, что иначе я с места не сойду, придется меня тащить, то сдался. Бушевал страшно – мол, если мы за решетку угодим, то виноват буду я, – но мне было плевать. И мы…
На щеке у Джастина блестела слезинка, но он не замечал.
– Ты была такая тяжелая. Ты же худенькая, я тебя миллион раз на руках носил, я думал… Но это было все равно что тащить куль мокрого песка. И ты была совсем холодная и такая… лицо у тебя стало другим, как у той куклы. Не верилось, что это ты. Мы занесли тебя в другую комнату, под крышу, и я пытался тебя… чтобы тебе… Холод был жуткий. Я хотел тебя укрыть своим свитером, но знал, что Дэниэл не даст – бросится на меня с кулаками или что-нибудь еще. Он все протер платком, даже лицо твое и шею, где он искал… Потом отломил ветку с куста у входа и везде подмел. Следы заметал, наверное. Вид у него был… господи… несуразный. Ходит туда-сюда по этой жуткой комнате, согнувшись в три погибели, с веткой, подметает! И фонарик мерцает в кулаке, и на стенах тени огромные качаются…
Джастин вытер щеки, посмотрел на свои ладони.
– Я над тобой молитву прочитал перед уходом. Понимаю, это мелочь, но… – На щеках у него снова заблестели слезы. – “Да воссияет над ней вечный свет…”
– Джастин, – ласково сказала Эбби, – вот же она, здесь.
Джастин покачал головой.
– Потом, – сказал он, – мы пошли домой.
Через секунду Раф щелкнул зажигалкой – громко, мы все вздрогнули.
– Они зашли во двор, – сказал он. – Ну и вид был у них, как из фильма “Ночь живых мертвецов”!
– Мы на них набросились с криками, спрашиваем, что случилось, – вставила Эбби, – а Дэниэл молчит, смотрит в одну точку, а взгляд жуткий, стеклянный, будто и не видит нас вовсе. Выставил вперед руку, загородил Джастину дорогу и спрашивает: “Есть у кого-нибудь белье в стирку?”
– Мы вообще не врубились, что он несет, – подхватил Раф. – Не время было секретничать, потому я попытался его схватить, вытрясти из него правду, а он отскочил да как шикнет: “Не трогай меня!” И от голоса его я чуть не грохнулся. Нет, он не кричал, говорил почти шепотом, но лицо… Он был на себя не похож и вообще на человека не похож. Щерился на меня по-звериному.
– Он был в крови, – сказала Эбби резко, – не хотел тебя запачкать. И вдобавок еще не оправился. Мы с тобой в ту ночь легко отделались, Раф. (Раф фыркнул.) Нет, честное слово. Ты бы хотел оказаться там, в коттедже?
– Я был бы не против.
– Не дай бог тебе там оказаться, – возразил Джастин с обидой в голосе. – Верь моему слову. Эбби права: вы легко отделались.
Раф возмущенно повел плечами.