Сходство

– И каждый твой ход он комментировал, – сказал Раф. Взял бутылку водки, долил себе в бокал. В предвечерней золотой дымке он был прекрасен: ворот рубашки распахнут, золотистые волосы падают на глаза – точь-в-точь гуляка эпохи Регентства после бала. – “Лекси повышает ставку, Лекси пас, Лекси нужно выпить, передайте ей вино, пожалуйста…” Как сумасшедший где-нибудь в парке – сидит на лавочке и скармливает воображаемому другу бутерброд. Когда он тебя вышиб, то заставил нас разыграть сценку: ты идешь на прогулку, а мы делаем ручкой в пустоту… Я думал, мы все рехнулись. Помню, сижу я здесь, в этом самом кресле, вежливо прощаюсь с дверью, а про себя думаю, спокойно и ясно: “Значит, вот как сходят с ума”.

– Дело шло к трем ночи, – сказал Джастин, – но Дэниэл не разрешал нам лечь. Сидели здесь, играли в техасский холдем, чтоб он провалился, до победного конца – Дэниэл, конечно, выиграл, он один мог сосредоточиться, но ему понадобилась вечность, чтобы всех нас вынести. В полиции, наверное, думают, что хуже нас игроков не сыщешь, я пасовал с флешами и поднимал ставки с десяткой… Так вымотался, что в глазах двоилось, думал, мне снится кошмар и я вот-вот проснусь. Одежду мы развесили сушиться у камина, и получилась будто сцена из фильма “Туман”: пар от одежды, дрова трещат, и все в дыму от скверных сигарет Дэниэла…

– За нормальными он меня не пускал, – объяснила Эбби. – Сказал, надо держаться вместе, да и по камерам на заправке узнают, во сколько я приходила, тогда весь план насмарку… Он был как генерал какой-нибудь. (Раф фыркнул.) Именно так. А нас всех трясло, карты из рук валились…

– Джастина в конце концов стошнило, – процедил Раф с сигаретой в зубах, потушив спичку. – На кухне, в раковину, весьма живописно.

– Не удержался, – сказал Джастин. – Я только об одном и думал: как ты лежишь там в темноте, совсем одна…

Он протянул руку, стиснул мне локоть. Я накрыла его ладонь своей; рука у него была худая, ледяная и страшно дрожала.

– Все мы только об этом и думали, – добавила Эбби, – но Дэниэл… Видно было, как ему тяжело: лицо осунулось, будто он потерял за вечер пять кило, и глаза страшные – огромные, черные, а сам спокойный, словно ничего не случилось. Джастин начал отмывать раковину…

– Он все еще икал, – сказал Раф, – слышно было. Из нас пятерых, Лекси, у тебя, по-моему, был самый спокойный вечер.

– Но Дэниэл ему велел: оставь так, всю хронологию испортишь.

– Как видно, – объяснил мне Раф, – главное в алиби – его простота: чем меньше нужно пропускать или придумывать, тем меньше риск ошибиться. Он повторял: “Сейчас всем нам нужно запомнить, что мы помыли посуду и сели играть в карты, а остальное забыть. Ничего не было”. Другими словами, иди сюда, Джастин, и карты в руки. А бедняга Джастин аж зеленый весь.

Насчет алиби Дэниэл был прав. Хорошо он в этом разбирался, слишком хорошо. Вспомнился тот вечер у меня дома – за окнами лиловый закат, Сэм что-то царапает в блокноте, а я составляю портрет убийцы: человек с преступным прошлым.

Сэм всех четверых пробил по базе – ничего серьезней штрафов за превышение скорости. Я понятия не имела, что за проверку проводил Фрэнк по своим хитрым секретным каналам, что он выяснил и придержал при себе, а что упустил, кто из четверых лучше всех хранил секреты.

– Он даже нож не разрешил убрать, – сказал Джастин. – Так на полу и валялся, пока мы в карты играли. Я сидел спиной к кухне и, ей-богу, чувствовал, что он там, рядом, как у Эдгара По или в якобитской драме. Раф сидел напротив меня и все время дергался и моргал, словно у него тик…

Раф скорчил недоверчивую гримасу.

– Я не дергался.

– Дергался. Ровно раз в минуту, хоть часы по тебе проверяй. Как будто увидел у меня за спиной что-то страшное, а я, глядя на тебя, боялся обернуться – вдруг там нож в воздухе парит и светится, мигает или… не знаю…

– Ох, ради бога! Тоже мне леди Макбет!

– Боже, – вырвалось у меня, – нож! Он до сих пор… то есть мы едим… – Я неопределенно махнула рукой в сторону кухни и замерла, посасывая палец. Я не притворялась, в голове пульсировала мысль, что вся еда в доме пропитана невидимой кровью Лекси.

– Нет, – поспешно ответила Эбби. – Боже сохрани. Дэниэл от него избавился. Когда мы все легли спать – точнее, разошлись по спальням…

– Спокойной ночи, Мэри Эллен, – процитировал Раф. – Спокойной ночи, Джим Боб. Сладких снов[39]. Господи…

– …он сразу спустился – я слышала его шаги на лестнице. Не знаю точно, что он там делал, но наутро часы снова шли правильно, раковина была чистейшая, пол на кухне тоже – похоже, он его отдраил весь, не только тот пятачок. Его башмаки и Джастина, те, что они во дворе бросили, тоже были чистые – не до блеска, а как обычно – и сухие, возможно, он их подержал у камина. Одежда вся выглажена, сложена, а нож исчез.

– Который из ножей? – спросила я с дрожью в голосе, прижав ко рту ладонь.

– Старый мясной, с деревянной ручкой, – мягко сказала Эбби. – Ничего, Лекс. Его больше нет.

– В доме ему не место.