– Весь дом кишел полицейскими, – вставил Раф. – Обыскивали твою комнату, тропинки, ворс из ковра выщипывали… Нас столько раз допрашивали, что я начал повторяться, не помнил, что кому говорил. Даже когда они уходили, расслабиться было нельзя – Дэниэл говорил, дом “жучками” нашпиговать они не могли, права не имели, но Мэкки, по-моему, не из тех, кого такие мелочи заботят; полиция в доме все равно что крысы, или блохи, или еще какая-нибудь погань. Даже когда их не видно, все равно чувствуешь, как они возятся.
– Это был ужас, – сказала Эбби. – И пусть Раф сколько угодно ворчит про покер, я уверена, не зря Дэниэл нас заставил. Я думала, доказать свое алиби – пятиминутное дело: я была здесь, остальные подтверждают, и точка. Но нас допрашивали часами, выясняли каждую мелочь – во сколько вы сели играть? кто где сидел? сколько денег было у каждого в начале игры? кто первым сдавал? вы пили? кто что пил? куда бросали окурки?
– И всё норовили в ловушку нас заманить, – добавил Джастин. И потянулся к бутылке, рука у него дрожала, хотя и едва заметно. – Я даю какой-нибудь простой ответ – скажем, мы сели играть около четверти двенадцатого, – а Мэкки или О’Нил, – не помню, кто из них был в тот день, спрашивает с озабоченным лицом: “Вы уверены? По-моему, один из ваших друзей сказал, в четверть одиннадцатого” – и уткнется в бумажки, а у меня кровь стынет. Ведь я не знал, то ли один из нас ошибся – и немудрено, у всех у нас ум за разум заходил – и надо его поддержать: “Да, правильно, это я что-то напутал”, то ли… И я гнул свою линию и в итоге оказался прав – никто не ошибся, это они подловить нас хотели, – но это чистой воды везение, я по-другому бы и не сделал, сил не хватило бы. Если бы это продлилось чуть дольше, мы бы все тут свихнулись.
– И все ради чего? – вопросил Раф. Он привстал с дивана, чуть не рассыпав карты, потушил окурок в пепельнице. – Вот чего я до сих пор не пойму: мы Дэниэлу поверили на слово? В медицине он смыслит как свинья в апельсинах, но он сказал, что Лекси умерла, а мы и поверили. Почему мы всегда ему верим?
– По привычке, – сказала Эбби. – Он почти всегда прав.
– Да неужели? – Раф снова расслабился, привалился к подлокотнику, но в голосе слышалось что-то грозное. – На этот раз он точно ошибся. Мы могли бы просто вызвать “скорую”, как нормальные люди, и все было бы хорошо. Лекси ни за что не подала бы в суд, или что там делают, и если бы мы задумались хоть на минутку, всем стало бы ясно. Но как бы не так, мы позволили Дэниэлу командовать, устроили тут безумное чаепитие…
– Он не знал, что все кончится хорошо, – отрезала Эбби. – Что ему, по-твоему, было делать? Он думал, Лекси
Раф дернул плечом:
– Так он сказал.
– Что это значит?
– Я просто говорю, и все. Помнишь, как этот козел пришел сообщить, что Лекси очнулась? Мы, все трое, – продолжал Раф, обращаясь ко мне, – в обморок едва не попадали от радости, Джастин, честное слово, чуть не рухнул на месте.
– Спасибо, Раф, – сказал Джастин и потянулся за бутылкой.
– А Дэниэл, по-вашему, тоже радовался? Да черта с два! Ему точно под дых врезали бейсбольной битой. Да ради бога, даже полицейский и тот заметил! Помните?
Эбби сердито пожала плечами, склонилась над куклой и стала искать иголку.
– Эй! – Я стукнула ногой по дивану, чтобы Раф обратил на меня внимание. – Откуда же мне помнить? Что там было?
– Пришел этот мудак Мэкки. – Раф забрал у Джастина бутылку, налил себе в бокал водки, не оставив места для тоника. – Заявился в понедельник, с утра пораньше, и говорит: есть новости. Моя бы воля, послал бы его в жопу, за выходные я так насмотрелся на полицейских, что на всю жизнь хватит, но дверь ему открыл Дэниэл, а у него была дурацкая теория, мол, нельзя настраивать против себя полицию, но ведь Мэкки был уже настроен против нас, сожрать готов, так что толку к нему подмазываться? В общем, Дэниэл его впустил. Я вышел из комнаты посмотреть, в чем дело, а Джастин и Эбби – из кухни, а Мэкки стоит в прихожей, смотрит на нас и говорит: “Подруга ваша пошла на поправку. Очнулась, требует завтрак”.
– Мы все чуть не умерли от радости, – сказала Эбби.
Она уже отыскала иголку и зашивала кукле платье короткими, решительными стежками.
– Точнее, – добавил Раф, – некоторые из нас. Джастин за дверную ручку схватился, ноги подгибаются, сам лыбится как идиот, Эбби засмеялась, на шее у него повисла, а я как дурак заулюлюкал. А Дэниэл… стоит столбом. Как будто…
– Он выглядел таким юным, – вмешался вдруг Джастин. – Таким юным и очень напуганным.
– Ты, – резко сказала Эбби, – был в таком состоянии, что ничего этого заметить не мог.
– Заметил. Я наблюдал за ним,
– А потом развернулся, зашел сюда, – сказал Раф, – высунулся из окна в сад. И ни слова. Мэкки поднял бровь и спрашивает: “Что это с вашим другом? Не рад?”
Ни о чем таком мне Фрэнк не рассказывал. Я должна бы разозлиться – он же призывал играть по правилам, – но в тот миг Фрэнк был от меня бесконечно далек, казался полузабытой тенью из прошлого.