Сколько нам еще жить?..

Только на секунду задумался Бекмурад, прежде чем вытащить нож. Но и этого было достаточно, чтобы чайханщик и Алексей прожгли его острыми взглядами. Бекмурад интуитивно почувствовал это…

Вспомнилось, как хотел выбросить нож, чтобы ни одна собака не нашла, но отец запретил: пусть все останется так, как было. Исчезнет нож — подозрение, появится новый — тоже подозрение…

Зажав в левой руке кусок сахара, Бекмурад с силой стукнул по нему тыльной стороной ножа с белой костяной рукояткой. Стукнул так, что голубоватые искры брызнули в стороны. Отменный сахар доставал чайханщик Селим! Обернутые в синюю бумагу куски удивительно напоминали конусные артиллерийские снаряды. Немало сельчан поломали зубы о такой сахар…

От внимания Бекмурада не ускользнул пристальный взгляд пограничника, обращенный на нож… Ему даже показалось, что Алексей хотел что-то спросить, но в самую последнюю секунду передумал. Бекмурад весь напрягся, нервы натянулись, словно струны дутара под рукой неопытного музыканта… «Чуть что, — пронеслось в голове, — садану ножом — и ходу. Если кто попытается задержать — и того ножом! И сразу за кордон к Дурды Мурту… Ну, что же ты, проклятый кизыл-аскер? Посмотрим, кто — кого!»

«Что-то он заволновался, — подумал Алексей, наблюдая за молодым туркменом. — Вроде, нормально вел себя, а как дошло до ножа, глаза забегали… Да и Селим говорил… Неужели?..»

— Плохо у тебя получается, Бекмурад, — заметил Алексей, — куски ровными должны быть. — Дай-ка я попробую…

С этими словами Алексей протянул руку за ножом. И опять на какую-то лишнюю секунду промедлил Бекмурад, прежде чем передал нож.

И это не ускользнуло от внимания Алексея и чайханщика, который стоял рядом и с равнодушным видом протирал пиалушку. Только глаза стали настороженными и вся фигура подобралась, словно перед прыжком.

А в чайхане продолжалась своя жизнь. Курбан Плешивый и на этот раз «одолел» козленка. Все шумно приветствовали его. Никому не было и дела, что в углу чайханы между тремя людьми встал вопрос жизни или смерти. Никаких прямых улик и доказательств не было, но каждый из них чувствовал, что всего один шаг отделяет их от истины…

Алексей колол сахар несравнимо лучше, чем получалось это у Бекмурада. Сказывалось то, что дома иногда приходилось заниматься этим делом. Семья была большая и сахар редко бывал на столе. Считался большим лакомством не только для детей, но и для взрослых. Вот поэтому и получались такими ровными кусочками, чтобы всем одинаково досталось, чтобы никого не обидеть… А в семье Бекмурада сахар был всегда. Колоть он умел, но сейчас волновался, чувствуя пристальные взгляды Алексея и Селима, которыми они смотрели на нож…

Алексей колол сахар, изредка посматривая на Бекмурада. Тот сидел, опустив голову, и когда раздавался стук ножа, чуть приметно вздрагивал. Ох, как жгуче ненавидел он сейчас Алексея и Селима!.. Ему казалось — еще миг и он не выдержит — выхватит нож из рук пограничника и… Он боялся думать, что будет потом…

Кусочки сахара получались на удивление ровными, аккуратными, похожими друг на друга, как две капли воды. Закончив, Алексей старательно вытер нож, осторожно провел пальцем, пробуя остроту лезвия, внимательно осмотрел и рукоятку, ловко подкинул на ладони.

Бекмурад сидел напротив, чувствуя гулкие удары сердца, и никак не мог унять их. Ему казалось, что их слышат не только Алексей и Селим, но и все, кто был в чайхане. «Зажать бы его рукой, — подумал он, — придавить, как когда-то в детстве придавил он ладонью трепещущего птенца, выпавшего из гнезда. Чтобы не пищал, не раздражал слуха…» Таких ножей в селе много, ничего нельзя прочесть на лезвии и рукоятке, однако все равно не мог унять быстрые толчки сердца, внутреннюю дрожь. Она каждую секунду готова была прорваться наружу, выдать тщательно скрываемую зловещую тайну…

— Хорошая вещь, — произнес Алексей. — Говорят, ты баранов отлично режешь… Теперь понятно почему — таким ножом не то что барана, слона можно зарезать… Держи…

— Слонов у нас нет, — выдохнул Бекмурад, принимая нож. И опять рука его дрогнула. А когда он стал вкладывать лезвие в ножны, это стало еще заметнее.

Алексей и Селим вновь быстро переглянулись…

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

Из дневника кавалера ордена Красной Звезды матроса Анатолия Боброва.

«Герой — это человек, который в решительный момент делает то, что нужно делать в интересах человечества».

(Военно-исторический журнал, 1980, № 8, с. 64—65).