Сколько золота в этих холмах

В доме Анны двадцать одна комната и пятнадцать лошадей, две кухни и три фонтана. Бархат и камчатная ткань, серебро и мрамор. А в самой большой комнате, где такой высокий сводчатый потолок, что голубая плитка напоминает небо, находится купчая в рамочке. Рамочка из чистого золота. Купчая – всего лишь лист бумаги. Подпись отца Анны – змейка поперек листа. Это самая драгоценная вещь в доме, она дает ему право на владение его первым участком. «Ты расстроена? – спросила Анна, когда в первый раз показала Люси купчую. – Твое лицо… на нем такое…» Вероятно, Анне в жизни редко приходилось сталкиваться со словом «отчаяние». Как бы то ни было, Анна носилась с Люси как с писаной торбой, кормила ее конфетами, водила по мраморным полам и всучивала ей серебряные солонки, бархатные платья. Анна, не устававшая все время повторять: «Одинаковые». Это слово эхом разносится по особняку, где прячется пустота, несмотря на горничных, конюхов и садовников, – мать Анны умерла, ее отец всегда в разъездах, и Люси казалось, она слышит, что говорится у них за спиной.

Анна словно взмахнула волшебной палочкой над подругой – только та палочка была волшебной лозой, а лозу держал в руках ее отец, а единственным волшебством было золото. Люси преобразилась в саму себя.

Какое-то время это действовало. Они даже как-то раз обманули полуслепого садовника. То же платье, те же кудряшки. Люси повторяла слова Анны, повторяла с беззаботным смехом. Анна заполнила поле зрения Люси настолько, что Люси, проходя мимо зеркала, пугалась при виде того лица, которое смотрело на нее, – не зеленоглазое, не круглое. Странное мрачное лицо с кривым носом и настороженными глазами.

«Да, маленькая мадам», – сказал садовник. Он срéзал цветы, о которых просила Люси.

Очарование прошло в полночь два месяца назад, когда Люси задержалась в комнате Анны дольше обычного. Они зажгли свечу, украли с кухни остывшее печенье, хотя кухарка и могла бы испортить их пиршество. От свежесрезанных роз в вазе кружилась голова. Анна прижала Люси к своей кровати, остальная часть огромного дома лежала в темноте и не имела значения. Анна рассмеялась, но оборвала смешок. Ее раскрасневшееся лицо было совсем рядом. Она спросила, не хочет ли Люси жить в какой-нибудь из двадцати с лишком комнат. Сказала: «Ты мне как сестра».

Впервые после возвращения на пустой берег реки Люси вообразила себе это: предопределенность пробуждения рядом с другим человеком. Животный запах чужого тела. Эта истина вызвала у нее отвращение. Она уже была готова заговорить.

И тут вспыхнула газовая лампа. В дверях стоял человек.

– Кто вы? – спросил он.

Отец Анны вернулся из деловой поездки. Люси стряхнула крошки со своего платья, опустила голову, чтобы спрятать нос.

Анна родилась в этом мягком зеленом месте, но ее отец сошел с этих холмов. Он знал, что такое настоящее золото, и обмануть его было трудно. Анна обняла его, а он спросил, откуда Люси родом. Сказал, что слышал о людях, похожих на нее, от знакомых предпринимателей. Он выслушал ее ложь – «Сирота… Не знаю… Родственников никого…», после чего попросил Анну выйти на пару слов. Люси собрала свои вещи и ушла. Никто не окликнул ее.

* * *

После того случая Анна перестала говорить об их общем будущем. О поезде, на котором они доедут до последней остановки на востоке, о пикниках, которые они будут устраивать в саду ее отца, о речках, в которых они будут плавать, о платьях, которые они будут покупать на деньги ее отца. Больше никаких разговоров о том, чтобы Люси переселилась в какую-нибудь из двадцати с лишком комнат.

После той ночи в особняк повадились ходить перспективные женихи. Анна посмеивалась над ними, сетовала на них, сравнивала с животными и мебелью. Но она все же выбрала человека, у которого тоже был семейный особняк и собственное золотое состояние.

Теперь Анна говорит о доме с Чарльзом, о саде с Чарльзом, о путешествии с Чарльзом. Конечно, Люси тоже приглашается. Анна так довольна своей Люси и тем, что жених вертится вокруг ее лучшей подруги, – она даже не замечает, как палец Чарльза задерживается на талии Люси, как Чарльз называет Люси «наша самая близкая подруга», как Чарльз отправляет подарки в отель, где Люси стирает одежду, и появляется у окна Люси в облаке алкогольных паров.

Люси принимает приглашения на обед и сидит за столом, накрытым на троих. Она хвалит деликатесы. Цветы. Доброту. Никогда не упоминает о шепоте Чарльза в те минуты, когда Анна выходит из комнаты. Чарльз предлагает ей прогулку вдвоем. Место рядом с Анной, прежде достаточно просторное для сестры, теперь стало маловато для Люси.

И потому Люси отмокает в реке в одиночестве, как прежде. Ее кожа сморщивается от воды. И все же она плавает. Воображает будущее, в котором она, покрывшись на суше такими же морщинами, как теперь в воде, по-прежнему с улыбкой сидит рядом со своей лучшей подругой. Какое другое будущее может быть у нее? Она стала тем, о ком говорила: «Сирота. Никого». Ни состояния, ни земли, ни лошади, ни семьи, ни прошлого, ни дома, ни будущего.

Мясо