Сколько золота в этих холмах

Сэм связалась с ковбоями, которые уговорили ее участвовать в перегоне большого стада скота на север. Путешествовала с искателями приключений в потерянный индейский город на юге. Поднялась на гору с единственным спутником, чтобы увидеть мир, лежащий внизу. Сэм жует и говорит, глотает, хвастается, а Люси чувствует, что ее пожирает голод. Голод по диким местам, по тропинкам, петляющим так, что не видишь их конца, по страху той разновидности, которой, как и дикости, нет в Суитуотере. Голод по тропкам, которые превращают в пиршество несоленый овес и холодные бобы, которые не дают телу уснуть, а не по этому ленивому, этому упорядоченному месту, где каждая улица нанесена на карту и известна.

– И куда ты теперь? – спрашивает Люси, когда Сэм замолкает. Ресторан погружается в тишину, но эхо остается – некий звон внутри Люси, как если бы один стакан ударял о другой и приводил его в движение. Она почти не узнаёт в этом звуке надежду. – С кем?

Сэм скребет вилкой по пустой тарелке.

– На сей раз я иду одна. Хватит, походила в стае. Собираюсь отправиться довольно далеко и думаю, что не вернусь. И вот решила… решила заглянуть попрощаться.

Голод Люси вырос до таких громадных размеров, что она боится, как бы он не поглотил ее целиком. Она заказывает стейк себе. Намеревается всего лишь поклевать. Но мясо занимает ее рот и глаза, а потому ей не приходится говорить или смотреть на Сэм, не приходится бояться, что острота ее разочарования прорвется наружу. Она поднимает тарелку, чтобы спрятать лицо, и слизывает кровяной сок.

Сэм подталкивает к ней две другие тарелки, Люси и их облизывает до чистоты. Только после этого она переводит взгляд на свое платье. Оно уничтожено, забрызгано маленькими розовыми капельками.

– Тебе идет, – говорит Сэм.

Ярость вырисовывается четче. Сэм опять издевается, пришла в город, чтобы перевернуть все вверх тормашками – эгоистка до мозга костей. Приносят счет, Люси берет его, собираясь назвать это прощальным даром.

Но Сэм быстрее ее. Она движением фокусника накрывает своей загорелой рукой счет, а когда поднимает ладонь, на бумаге остается крупинка чистого золота.

Люси обеими руками, предплечьями закрывает крупинку.

– Ты что – добывала золото? – Страх пронзает ее. Она оглядывается, но ни один из других клиентов не шелохнулся. Все словно оцепенели. – Ты же знаешь, нам запрещено. Закон…

– Я его не добывала. Со мной так расплачивались некоторые золотые тузы, на которых я работала.

– Зачем, черт побери, ты пошла на это?

– А ты никогда не задумывалась? – Самодовольство сходит с лица Сэм. В первый раз Сэм говорит вполголоса, так, чтобы ее не услышали другие. – Несправедливо поступили не только с нами. С другими тоже – с индейцами, коричневыми, черными. Никто из нас не считает справедливым, что нас лишили того, чего лишили. Ты не интересовалась, что делали богатеи с тем золотом, которое находили честные люди?

Теперь, с такой близи, Люси видит то, чего не замечала раньше под обаянием Сэм. Под той самой смесью насилия, горечи и надежды, которая убила ба. Она видит ту старую историю, от которой Люси отделила себя.

– Эти золотые тузы и в самом деле считают, что земля принадлежит им, – презрительно говорит Сэм. – Разве это не самая грандиозная шутка?

Люси не может определить источник своего смеха. Но она точно определяет место на стене самого большого дома в городе, где висит купчая, висит в рамочке, которая, если ее расплавить и продать, может накормить сотню семей. Сколько бы Сэм ни презирала золото, но оно присутствует в таком доме, какого Сэм и представить себе не может. Люси делает вид, что чистит на себе платье. Она знает ответ на вопрос Сэм, и от этого ей стыдно. Она видела, куда уходит золото. Она гостья в доме золота, она его друг, носит подарки, купленные на золото, она гуляет по Суитуотеру под руку с золотой девушкой.

* * *

Что-то бросается на них, когда они выходят из ресторана на темную улицу. Люси резко отдергивает Сэм назад. Но это всего лишь мальчишка, пробегающий так близко, что он едва не задевает их локти. В оранжевом свете уличного фонаря мелькают его ноги. Ребятишки в обносках – большинство из них смуглые – играют в тигров.

Самый маленький гонится за другими, пальцы его согнуты, как когти. Дети смеются над его тоненьким воем и всем скопом убегают прочь. Вскоре он остается один на улице. На его лице растерянность.

И тут за спиной Люси раздается рычание, от которого у нее кровь стынет в жилах. Нарастающий неровный звук, он становится то громче, то тише, то громче, то тише, и наконец сам воздух вокруг него начинает дребезжать. В удушливый воздух ночи вторгается холодное дыхание ужаса. Смеющиеся дети замирают. В конце квартала поднимается с земли пьяница, начинает стучать в ближайшую дверь. Только самый маленький мальчик сидит с удивленными глазами.

Люси поворачивается. В ее сердце страх и еще что-то. В рычании появляется новая высота.

За ее спиной нет никакого зверя. Только Сэм, стоящая в тени. Высокая шея Сэм пульсирует, производя этот звук, и он получается гораздо более низким, чем это представляется возможным.