Скопус-2

Простые военные октавы

     Рассвет начнется там же где закат
    к рассвета собственному изумленью.
      Лежит туман на лицах у солдат,
      и часовой в тумане по колени —
      его и зачерпнул — он сладковат
 и липнет к пальцам, пальцы пахнут тленьем.
   Оберегающий сладчайший сон войны
     брезгливо вытер пальцы о штаны.

      Холодный дым еще живой воды
    текущей в жилах рыбы и — снаружи —
     стоят темноты, как стоячие пруды
      живородящей средиземной лужи.
Что след наш будет известняк — в том нет беды,
  вот бедных варваров следам придется хуже:
       их убивай — а все икра и гниль.
     И портит стиль колониальный стиль.

     Шипи, шипи, сухая кровь, и злись,
     и злись наследный ум змеи и змея!
    Туман в горсти? — туманом утолись,
        иного утоленья не имея,
     лижи и вылижи живую эту слизь
      с такой пустой ладони Иудеи,
      что только не сжимает кулака
       полудня небом полная рука.

    Спроси (пока дремотный кровоток
      пересыпается в arteria carotis,
      и жизнь одна, и век не короток,
  и жизнь длинна, да только сон короток) —
     спроси у собственной души, сынок,
      с чего ее бессмертную воротит?
     (Тем паче мы рассвета дождались)
     Шипи, шипи, сухая кровь, и злись.

    Природа жалости — сравнение: вреда.
      Я жалости люблю такого рода —
    жаль бедных варваров, особенно когда
      они мертвы. Хоть это их природа:
   родиться, жить и помереть не без труда —
     от ран, такого-то числа того-то года.

    О, мой народ! тебе не скажешь — стань
     другим. О, не влажна моя гортань!

   Увы, народ мой, не влажна твоя гортань,
    Но ты не торопись ответить — где же
    враги и сверстники твои (такая рань,
   что кажется, я никогда так рано не жил).
   Народ мой, ведь тебе не скажешь стань
    другим, за этим обратясь к себе же.
       … Война, сынок. А ни шиша
     не откликается бессмертная душа.

    В душе искания подобны ловле вши,
    залезшей под счастливую сорочку —
    чего там мародерствовать — гроши,
  какие вытрясешь — пропьются в одиночку,
      я верил бы в бессмертие души,
   да две метафоры перегружают строчку.
        И то едва перенесла строка,
       что Божьим небом полнится рука.

        И в Божье небо отошел туман.
      И любопытный и, как я, не спящий,
      увидит вспученные туши басурман,
    они действительно безглазы и смердящи,
         их кошки шевелят, они из ран
          что-то такое розовое тащат,
       что крутанись в руке моей праща —
        метнул бы в них обломок кирпича.

1982

В первый праздника день когда

1

В первый праздника день когда
   закончился фейерверк
           и
 в небе осталась всего одна
   свет у которой мерк
          то
  выкатывался и сверкал
          то
          ни
          зги
как будто голос упал в металл
          и
     разошлись круги

2