Скопус-2

Начало октября. Начало Страшных дней[10].
Тем, кто не молится, должно быть, одиноко.
Невыносимо душно. Марево. Сирокко.
Скучает Рок. Балует суховей.

Толпа мужчин, укрытых с головой
Большими белыми атласными платками,
Гудит, колышется нестройными рядами.
Как будто ветер шевелит травой.

А я — один. И братства мне не знать.
Как и раба награды — снисхожденья.
Но поднимающийся ропот-песнопенье
Мне не хватает силы презирать.

Скорее — в горы. В этот сад камней.
Наедине судьбину подытожить.
Летает пух вдоль хлопковых полей.
Трава бела. И марево тревожит.

Вся жизнь — побег. Душа — дорожный прах
Заблудший сын, бреду по бездорожью.
Любовь — предубежденье. Совесть — страх.
А жалость — неразрывна с ложью.

Наполни грудь дыханием пустынь,
Ленивым, рыжим воздухом бездомным.
Песка и пыли гибельные сонмы.
Горячий ветер. Мгла — куда ни кинь.

«Над долиною Кедрона…»

Над долиною Кедрона
Склон горы из белых плит.
И олив седую крону
Легкий ветер шевелит.

Мелких черных коз отара
Под турецкою стеной.
И горит мечеть Омара
Точно желудь золотой.

А над синими холмами,
Там, где низок небосвод,
Бесконечными кругами
Ходит птичий хоровод.

И за этой круговертью
Устремляется душа,
Детской верою в бессмертье
Непростительно греша.

Баал-Хацор [11]

Слоновой кости цвета небо.
Денщик проснувшегося Феба,
Гоняет ветер тучи. Рьян.
И ночь, как синяя змея,
У ходит руслами сухими.

Холмы плешивы и скалисты.
А ствол оливы неказистой —
Как перекрученный канат.
Дрозденок лопнувший гранат
Багряным клювом ковыряет,
И средь отеческих пенат
Газель по камушкам сигает.

Патруль отправился в объезд.
Уж муэдзин на башню влез
И голосит над миром дольним.
А по тропиночке окольной
Осел бредет себе, пыля,
За ним мальчишка с хворостиной.
И цвета обожженной глины
Земля.

Анатолий Добрович

«Когда она лежала в больнице…»