Скопус-2

Отец небесный, укрепи во мне
способность ощущать мою поверхность,
мой собственный мешок из гладкой кожи,
мою тюрьму, куда Ты вхож один —
тюремщик и последний собеседник.

Ты дал мне слух, и зрение, и речь,
но я распорядился ими плохо:
я начал собеседников искать
за стенами тюрьмы — и корчил рожи,
и становился в позы, и болтал.

Я сделался подобием театра
бродячего. И тешился, когда
другого мог порадовать. Итак,
я мало что Тебя не привечал,
но и Твои дела себе присвоил:

кого-то радовать. И чем? Самим собой!
Провозглашая надобность и пользу
взаимоутешения людей,
я раскрывал их внутреннюю мякоть,
потом бросал их, взрезанными, гнить.

Закон тюрьмы, мембраны, кожуры
я разумом не схватывал. Еще бы!
Ведь и Тебя я видел только тенью
большого дерева всеобщей мысли
на собственной стене и потолке.

Я не ищу прощения, Отец.
Меня изводит наибольшим страхом
страх одиночества.
Должно быть, я предам
кого угодно, если заточат
в бетонный ящик без огня и щели.

По трусости приветлив я. И добр
по слабости. По глупости умен.
И даже исповедуюсь — в театре.
Дай занавес и загони мой дух
в мой собственный мешок, в мою тюрьму.
Чтоб я взмолился о Твоем приходе.

«Круги на воде — рассказ о камне…»

Круги на воде — рассказ о камне,
упавшем в воду. Лиловый отблеск —
рассказ о чистой лазури… Жизнь
сказывается через иное…

О Боже, стихи — это отсвет
всего, что мы жизнью зовем.
Великая мудрость — в несходстве
слоистого блика
с ручьем.

Мы слепы. Несчастны. Велики.
Жестоки. Безвольны. Больны.
Слоятся и зыблются блики на порах замшелой
                                стены.

Слагаются в нотные знаки:
сумей их прочесть —
и сердцу в сыром полумраке
откроется больше, чем есть.

Рина Левинзон

«А мы в том году уезжали…»

А мы в том году уезжали,
все плакало, таял апрель,
и первые слезы бежали
в последнюю эту метель.
И мы до сих пор не сказали
молитву за тех, кто тогда
нас обнял на темном вокзале
в те дни, в те глухие года.
Перрон уплывал, и качнулся
край неба, и слез не унять,
и кто-то еще обернулся,
но кто — нам уже не узнать…

1986

«Дорога моя не из дому, а к дому…»

Дорога моя не из дому, а к дому,
Каким бы лучом ни дразнила звезда.
Бог там, где один помогает другому,
так издавна было, так будет всегда.
Асфальтовой лентой, тропинкой сосновой
мой облачный компас, мой снежный маршрут
от старой дороги до музыки новой
от горького «там» до щемящего «тут».

1988

«Как быстро тает этот белый дым…»