Скорбь сатаны

— Я просил вас, Мэвис Клер, — сказал медленно Лючио, — позволить мне услужить вам. У вас гений, редкое качество в женщине, и я бы хотел увеличить ваши успехи. Я не был бы тем, что я есть, если б я не попробовал убедить вас позволить мне помочь в вашей карьере. Вы небогаты; я мог бы показать вам, как это сделать. У вас великая слава, с чем я согласен, но у вас много врагов и клеветников, которые вечно стараются свергнуть вас с завоеванного вами трона. Я мог бы привести их к вашим ногам и сделать их вашими рабами. С вашей интеллектуальной властью, вашей личной грацией и дарованиями, я мог бы, если б вы позволили, руководить вами, дать вам такую силу влияния, какой ни одна женщина не достигала в этом столетии. Я не хвастун, я могу сделать то, что говорю, и более; и я не прошу с вашей стороны ничего, кроме безотчетного исполнения моих советов. Моим советам нетрудно следовать; многие находят это легким!

Выражение его лица, пока он говорил было чрезвычайно странное: оно было столь болезненно, — несчастно, столь встревожено, что можно было подумать, что предложение, которое он делает, ненавистно ему самому. А он лишь благородно предлагал писательнице добыть для нее славы и богатства! Я ждал с нетерпением ответа Мэвис.

— Вы очень добры, князь, — сказала она после краткого молчания. — Вы очень добры, интересуясь моей участью. Я не понимаю, отчего вы это делаете, для вас я так незначительна. Я, конечно, слышала от мистера Темпеста о вашем несметном богатстве и безграничном влиянии, и я убеждена, что ваши намерения благие, — но до сих пор я не одолжалась ни у кого, никто никогда мне не помогал, я помогала сама себе и предпочитаю продолжать также. Уверяю вас, я ничего не желаю кроме, конечно, спокойной смерти, когда настанет время умирать. Правда, я небогата, но богатства не ищу! Быть окруженной льстецами и нахлебниками, быть любимой за то, что у меня в кармане, а не за то, что у меня в душе, было бы для меня глубоким несчастьем. И я никогда не гналась за силой, разве только за силой заслужить любовь. Уверяю вас, что любовь у меня есть, многие любят мои книги и через них меня. Я чувствую эту любовь, хотя лично с этими людьми не знакома. Однако я так проникнута их симпатией, что невольно плачу им тем же. Их сердца отвечают моему сердцу… и большего я не желаю!

— Вы забываете ваших бесчисленных врагов, — сказал Лючио, угрюмо глядя на нее.

— Нет, я их не забываю; но я им прощаю. Они повредить мне не могут. Пока я сама не унизилась, никто меня не унизит. Моя жизнь раскрыта, и все могут видеть, как я живу и что делаю. Я стараюсь действовать хорошо. Некоторые люди, пожалуй, находят, что я действую плохо, мне это очень жаль и, если только мои ошибки исправимы, я буду рада исправить их. Нельзя жить в мире без врагов, в особенности если вы занимаете какое-нибудь видное положение — люди без врагов, никогда ничего из себя не представляют. Все, которым удается достать хоть маленькое независимое положение, должны ожидать злобную ненависть тех, которые ничего не достигли. Этих последних я жалею от души и, когда они пишут или говорят жестоко обо мне, я знаю, что только сплин и разочарование диктуют им злобу. Они повредить мне не могут, повторяю, я одна могу себе повредить.

Деревья тихо зашелестели, сухой сучек затрещал. И Лючио придвинулся ближе к мисс Клер. Легкая улыбка играла на его лице, улыбка мягкая, придающая сверхъестественный блеск его красивым смуглым чертам.

— Милый философ, — сказал он, — вы судите людей почти так же бесстрастно, как Марк Аврелий. Вы все-таки женщина, и одного не хватает в вашей жизни — величественного спокойного довольства, одного, перед чем философия исчезает и мудрость испаряется… Любви, Мэвис Клер, любви любовника, преданной и страстной, этой любви вам еще не удалось возбудить. Ни одно сердце не бьется на вашем сердце, и нежные руки не обнимают вас, вы одна! Мужчины большей частью боятся вас; так как они сами животные, они предпочитают, чтобы и их подруги были бы животными, и они завидуют вам, вашему проницательному уму, вашей спокойной независимости. Однако, что лучше? Обожание животного человека, или уединение на холодной вершине со звездами в качестве единственных друзей? Подумайте об этом; годы пройдут, и вы состаритесь. С годами ваше одиночество будет еще чувствительнее. Не удивляйтесь моим словам; но верьте мне, когда я говорю, что могу вам дать любовь, не свою любовь, так как я никого не люблю, но я могу привести к вашим ногам самых гордых людей мира, и они униженно будут просить вашей руки. Я предоставлю вам право выбора, и тот, которого вы полюбите, будет вашим мужем… Но что с вами? Отчего вы от меня отшатнулись?

Мэвис Клер действительно отшатнулась и смотрела на Лючио с ужасом…