— Не правда ли? — согласился князь, как бы удивляясь самому себе, — вообще я любопытное животное. У меня богатство, и я его не ценю, власть, и я ненавижу ее ответственность. Одним словом, моя судьба меня не удовлетворяет. Но взгляните на огоньки вашего дома, Джеффри. Мы только, что вышли на лужайку перед домом, и здесь ясно виднелись электрические лампочки, освещающие гостиную. — Леди Сибилла там, очаровательная женщина, живет только, чтобы принять вас в свои объятия. Счастливый человек! Кто вам не завидует? Любовь… кто хочет, кто может жить без нее, кроме меня! Кто в Европе (в Японии этот обычай не существует) отказался бы от прелести поцелуя и всех других доказательств истинной любви? И любовь никогда не надоедает и пресыщения нег! Как я желал бы кого-нибудь полюбить.
— За чем же дело стало? — спросил я с деланным смехом.
— Я любить не могу, не способен на это. Вы слышали, что я говорил Мэвис Клер. Я могу заставить других влюбиться, но для меня земная любовь слишком низка, слишком кратка. Вчера ночью во сне (у меня иногда престранные сны) я увидал женщину, которую я мог бы полюбить; но это был Дух с глазами лучезарными как утро, и телом прозрачным, как огонь! Она пела упоительно и сладко, и я внимал ее песне и следил за ее полетом к облакам. Ее песнь была странная, и она сама была странная. Этот женский призрак, казалось, не замечал расстояния между Богом и физическим миром. Она, очевидно, не сознавала, преград, созданных человечеством, чтобы отстранить себя от Творца. Желал бы я знать, из какой непросвещенной среды она явилась?
Я посмотрел на Лючио почти с недоверием:
— Вы порой говорите так странно, о весьма сказочных несущественных вещах…
— Вы правы, — улыбнулся он. — Все, что существенно, касается лишь денег и нашего аппетита! Шире этого ничего быть не может. Но вы говорили о любви; мне кажется, что любовь должна быть вечна как ненависть. Вот вам в двух словах сущность моего религиозного верования: над вселенной правят две духовные силы: любовь и ненависть, вечная борьба между ними и делает жизнь беспорядочной… Только в день страшного суда будет известно, которая из них одержит победу. Я сам на стороне ненависти, до сих пор ненависть одержала все победы, о которых стоит говорить, а любовь так часто была измучена, что только один ее призрак остался на земле. В эту минуту, моя жена показалась в одном из окон гостиной. Лючио бросил свою недоконченную сигару.
— Ангел-хранитель манит вас, — сказал он, глядя на меня с выражением не то жалости, не то презрения, — пойдемте в дом.
Глава тридцатая