— К несчастью, вы бы ее не забыли, — ответил Лючио, подходя к туалетному столу; взяв какой-то белый порошок, он распустил его в воде. — Всего ужаснее, именно то, что забвения нет! Выпейте это, — и он протянул мне снотворное, — оно куда полезнее смерти, так как действительно на время парализует сознательные атомы мозга, а смерть лишь освобождает их, дает им более сильную, более упорную жизненность.
Я был слишком поглощен своим горем, чтобы приметить глубокий смысл его слов; машинально взяв предложенный стакан, я выпил его до дна. Лючио открыл дверь в соседнюю комнату.
— Лягте на постель и закройте глаза, — сказал он повелительным голосом. — До утра я даю вам отдых, — и он как-то странно улыбнулся, — отдых от снов и воспоминаний. Погрузитесь в забвение; как бы коротко оно не было, оно сладко, даже для миллионера!
Его насмешливый тон сердил меня, я посмотрел на него с укоризной и пока смотрел, его гордое красивое лицо, бледное как мрамор, внезапно смягчилось, я почувствовал, что Лючио все-таки жалеет меня и, схватив его руку, крепко сжал ее. Потом улегшись на постель, по его совету, я закрыл глаза и почти мгновенно заснул.
Глава тридцать третья
С утром вернулось полное сознание; я с горечью вспомнил все, что случилось, и невольно покорился своей судьбе… Какое-то холодное, мертвое чувство овладело мной, и страдать я не мог. Черствое равнодушие заменило первый порыв отчаяния, и я принял бесповоротное решение: больше не видаться с женой. Никогда более ее красивое лицо, служащее маской для прикрытия лжи, не искусит моего взора, побуждая меня к жалости и прощению, — вот что я решил. Выйдя из комнаты, где я провел ночь, я прошел к себе в кабинет и написал следующее письмо:
Это письмо, сложенное и запечатанное, я послал жене через ее горничную. Девушка вернулась и сказала, что отдала письмо, и что ответа нет.
— Ее Сиятельство страдает сильной головной болью и намеревается остаться все утро в своей комнате.