Мое любопытство было возбуждено окончательно и мне страшно захотелось испытать предложенный мне опыт. Однако я сделал вид, что не верю этому и не особенно интересуюсь видением.
— Я согласен, — засмеялся я, — однако не думаю, чтобы вам удалось усыпить меня, у меня слишком развита сила воли, — Лючио улыбнулся насмешливо, — но попробовать я не мешаю.
Он встал немедленно и подал знак одному из египетских служителей.
— Останови лодку, Азима, — сказал он повелительно. — Мы переночуем здесь.
Азима, восточный красавец, в живописном белом одеянии, приложил руку ко лбу в знак повиновения и удалился. Через несколько минут, барка остановилась. Вокруг нас царила таинственная тишина, лунный свет падал на палубу, как струя разлившегося желтого вина, на далеком горизонте виднелась одинокая колонна, величественно поднимаясь к темному небу. Лючио стоял передо мной: он не двигался, ничего не говорил, но смотрел на меня пристально своими глубокими таинственными глазами, которые, казалось, проникали в мое тело и жгли его. Я был привлечен, как привлечена птица взором змеи… Однако я старался улыбаться и казаться равнодушным, но мои усилия были тщетны. Личное самосознание быстро ускользало от меня, небо, вода, луна начали кружиться в каком-то бешеном водовороте, я не мог двинуться, неведомая сила приковывала меня к месту… Потом внезапно, как мне показалось, мой взор прояснился, я снова пришел в себя… Послышался звук торжественного марша и тут передо мной, в полном лунном свете, блестя тысячами огоньков с башен и домов засиял «Город Прекрасный».
Глава тридцать девятая
Видение величественных зданий, обширных и великолепных, бесконечных улиц, по которым шли толпы мужчин и женщин в белых и пестрых одеждах, усыпанных драгоценными камнями, чудных цветов, которые спадали с крыш террас, перекидываясь в иных местах через улицу — деревьев, широких и многолиственных, мраморных террас, спускающихся к реке, бледных лилий, растущих на самом краю воды, — все это предстало моими глазами под аккомпанемент отдаленной чудной музыки. Мне казалось, что я стою на палубе судна в многолюдной гавани, и что передо мной расстилается длинная аллея, кончавшаяся площадью, где мраморные боги и странные гранитные звери безмолвно глядели вперед, где фонтаны били в серебристом свете луны, и слышался приглушенный говор тысячной толпы, спешащей взад и вперед, словно пчелы в улье.
Слева я различал громадные бронзовые ворота, охраняемые сфинксами; там был сад, и из этой тенистой глубины до меня доносился женский голос, певший странную дикую мелодию. Тем временем звуки марша, которые раньше всего долетели до моего слуха, звучали все ближе и ближе, и тотчас я заметил приближающуюся большую толпу с зажженными факелами и гирляндами цветов. Скоро я увидел ряды жрецов в блестящих одеждах, унизанных каменьями, горевших, как солнце. Они двигались к реке, и с ними шли юноши и маленькие дети, тогда как по обе стороны девушки в белых покрывалах и с венками роз скромно выступали, по временам колыхая серебряными кадильницами. За процессией жрецов шла царственная особа между рядами рабов и слуг: я знал, что это был властелин «Города Прекрасного», и я почти сделал движение, чтобы присоединиться к оглушительным радостным крикам, которыми он был встречен! За его свитой следовал белоснежный паланкин, несомый девушками, увенчанными лилиями. Кто занимал его?.. Какая драгоценность его страны заключалась там? Я был охвачен необыкновенным желанием узнать это. Я следил за белой ношей, приближающейся к пункту моего наблюдения; я видел, что жрецы расположились полукругом на набережной реки. Царь был в середине, а волнующаяся, шумящая толпа — вокруг; раздался звон медных колоколов, смешавшийся с барабанным боем и резкими звуками тростниковых труб, и среди света горящих факелов белый паланкин был поставлен на землю. Женщина, одетая в блестящую серебряную парчу, вышла оттуда, как сильфида из морской пены, но она была закрыта покрывалом; я не мог различить очертания ее лица, и острое разочарование в этом было настоящей мукой для меня. Если б я только мог увидеть ее, думалось мне, я узнал бы нечто, о чем до сих пор никогда не догадывался!
— Откинь, откинь покров, дух Города Прекрасного! — молил я внутренне, — я чувствую, что в твоих глазах я узнаю тайну счастья!
Но покров не был откинут… Музыка продолжала греметь, оглушая мне уши… Яркий свет и пестрые цвета ослепляли меня… Я почувствовал внезапно, что падаю в какую-то бездну и гонюсь за месяцем, летевшим передо мной на серебристых крыльях, потом звук знакомого баритона, напевающего известную опереточную шансонетку почти испугал меня, и через минуту я пришел в себя и увидал перед собой Лючио, лениво раскачивавшегося в кресле; ночь была по прежнему безмолвна, берег пустынный и наша барка неподвижна. С криком, я бросился к нему.
— Где она? — воскликнул я, — и кто она?
Князь посмотрел на меня молча, и также молча отстранил мои руки. Я отшатнулся, изумленный и дрожа всем телом