Скорбь сатаны

Но это было еще не все. Как-то раз днем, при полном солнечном сиянии, я зашел в кают-компанию и внезапно отшатнулся: за длинным столом, низко склонившись, сидел мой старый друг, Джон Кэррингтон, и с пером в руке подписывал какие-то счета! Его лицо было чрезвычайно бледно и покрыто морщинами, но до такой степени реально, что я окликнул его по имени. Он поднял голову, тоскливо улыбнулся, и… исчез. Дрожа всем телом, я понял, что второй ужасный призрак прибавился к тягости моих дней, и, сев, я попробовал собрать рассеянные силы и рассудок и придумать, что можно было сделать. Несомненно, я был болен: эти привидения предостерегали о болезни мозга. Я должен стараться строго контролировать себя, пока не доберусь до Англии, а там я решил посоветоваться с лучшими врачами и отдать себя на их попечение, пока окончательно не поправлюсь.

— А пока, — пробормотал я чуть слышно, — я ничего не скажу… даже Лючио; он ответит мне улыбкой, и я возненавижу его…

Я остановился, удивляясь собственным словам. Неужели придет время, когда я возненавижу его? Не может быть!

В тот же вечер, я решил спать на палубе, в гамаке, в надежде, что на открытом воздухе, я наконец избавлюсь от видений. Но страдания мои лишь усилились.

Среди ночи я опять очнулся в холодном поту… И увидал не только Сибиллу, но теперь еще и трех грозных призраков, виденных мною в Лондоне в ночь самоубийства графа Линтона. Это были те самые призраки, но в этот раз их лица были подняты и повернуты ко мне. Хотя слово «Горе» не послышалось, мне показалось, что оно блуждало на их дрожащих губах. А Сибилла, с лицом покойницы, окруженная пламенем… Сибилла, улыбнулась мне горькой улыбкой страдалицы. Бог мой! Я не мог больше переносить все это… Вскочив с гамака, я бросился к краю судна… Один прыжок, и я успокоюсь в холодных волнах…

Ха! Ха! Передо мной стоял Амиэль со своим смуглым лицом и лисьими глазами.

— Не могу ли я помочь вам, сэр? — спросил он вежливо.

— Помочь мне? Нет, вы ничего не можете сделать… Мне нужен покой. Я здесь не могу уснуть… Воздух удушливый, серный и даже звезды блещут как-то горячо…

Я замолчал. Амиэль смотрел на меня как всегда с плохо скрытым презрением.

— Я пойду к себе в каюту, — продолжал я с деланным спокойствием, — там, пожалуй, я буду наедине. И засмеявшись как-то дико и невольно, я направился неверными шагами к лесенке ведущей вниз, не смея обернуться в боязни, что призраки следуют за мной.

Вернувшись в свою каюту, я свирепо захлопнул дверь и с лихорадочной быстротой открыл свой ящик с револьверами. Вынув один из них, я аккуратно зарядил его. Мое сердце безумно билось. Я не поднимал глаз, в боязни встретить мертвые глаза Сибиллы.

— Только одно нажатие на курок, — прошептал я, — и все кончено! Я наконец успокоюсь, я успокоюсь без чувств и без страданий! Ужасы для меня окончательно исчезнут. Настанет сон… Вечный безмятежный сон…

Я поднял оружие и приставил его к правому виску… Внезапно, дверь моей каюты распахнулась, и на пороге явился Лючио.

— Простите, — сказал он, заметив мое положение, — я не имел представления, что вы заняты. Я уйду. Я ни за что на свете не хочу мешать вам.

В его улыбке было что-то демоническое. Я остолбенел, и невольно опустил руку с револьвером…

— Это говорите Вы? — воскликнул я, в тоске. — Вы говорите это, видя мое намерение? А ведь я думал, что вы мне друг!

Риманец поднял голову и посмотрел на меня… Его глаза расширились и заблистали в приливе презрения, злобы и печали!

— Неужели? — и опять многозначительная улыбка озарила его бледное лицо. — Вы ошибались, Джеффри! Я ваш враг!

Последовало томительное молчание. Выражение его лица сверхъестественное, мрачное, поразило меня, я задрожал и весь похолодел от страха. Машинально, вложив револьвер обратно в ящик, я посмотрел на Лючио в каком-то болезненном беспомощном недоумении… Его грозный могучий облик казалось, принимал все более широкие размеры, надвигаясь на меня, как гигантская тень грозовой тучи. Моя кровь застыла от необъяснимого болезненного ужаса… Затем густая тьма заволокла мой взор, и я упал без чувств.

Глава сороковая