Гром и дикое смятение, сверкание молнии, оглушающий рев огромных волн, подымающихся до потрясающей высоты, — вот к какому распутству стихии, кружащейся в смертельном водовороте — я наконец проснулся! С трудом поднявшись, я стоял в глубоком мраке каюты, стараясь собрать свои силы. Ни одна лампочка не горела, и только молния освещала могильную темноту. Неистовые крики раздавались на палубе, демонические возгласы, которые звучали то отчаянно, то торжествующе, то угрожающе, яхта бросалась из стороны в сторону как затравленный олень, защищающийся от охотников, и каждый удар необычайно сильного грома, видимо угрожал ей неминуемой погибелью! Ветер выл как мучающийся демон; он стонал и рыдал, как бы обладая чувствительным телом, подверженным злейшей пытке. Временами вихрь спускался вниз с бешеной быстротой огромных крыльев и с каждым порывом я думал, что судно должно погибнуть! Забыв все, кроме личной опасности, я бросился к дверям… Они были закрыты снаружи… Кто-то запер меня! Я так возмутился этим неожиданным обстоятельством, что начал бить кулаками в дверь и стену: я звал, кричал, угрожал, сердился; но все напрасно. Брошенный раза два на пол креном яхты, я не переставал отчаянно звать и кричать, стараясь перекрыть своим голосом оглушительную суматоху, которая, казалось, овладела кораблем со всех сторон, но все было бесполезно, и, наконец, измученный, утомленный, я перестал и прислонился к неподдающейся двери, чтобы перевести дыхание и собраться с силами. Буря усиливалась, молния сверкала почти непрестанно, и каждое ее сверкание сопровождалось раскатами грома. Я прислушивался, и вдруг услышал бешеный крик: «Вперед по ветру!» Это сопровождалось взрывом нестройного хохота. В смертельном страхе я прислушивался к каждому звуку. Вдруг, кто-то заговорил совсем близко, как будто сама окружающая темнота заговорила:
— Впереди нас скалы! Во всем мире буря, опасность и погибель! Погибель и смерть, а после смерти — жизнь!
Выражение, с которым эти слова были произнесены, исполнили меня неизъяснимым ужасом, я упал на колени… Я готов был уже молился тому Богу, которого всю жизнь отвергал. Обезумев от страха я не находил слов… Густая темнота, оглушающий рев ветра и моря, бешеные неясные возгласы — все это казалось мне каким-то адом, неожиданно освободившемся и рушившимся на меня. Я мог только молча стоять на коленях и дрожать. Внезапно гул, как от приближающегося огромного водоворота покрыл весь остальной шум — этот гул мало-помалу разрешился хором тысячи голосов. Бешеные крики раздались одновременно с ударом грома и, услыхав их, я встрепенулся как ужаленный.
— Слава Сатане! Слава! — громко кричал хор.
Я весь окоченел, мои члены больше не повиновались мне. Отчаянный возглас «Слава Сатане!» был подхвачен бушующими волнами. Казалось, что ветер повторил его, и молния блестящими буквами начертила «Слава Сатане!» в темноте! Голова у меня закружилась, ум затуманился. Я решил, что схожу с ума. Как объяснить иначе эти крики лишенные здравого смысла? В порыве сверхъестественной силы, я бросился всем телом на дверь, чтобы сломать ее… Она слегка поддалась… Я приготовился ко второй такой же попытке, когда она сама быстро распахнулась, впуская струю бледного света, и Лючио, закутанный в какой-то темный плащ, явился на пороге.
— Следуйте за мной, Джеффри Темпест, — сказал он тихим, но вполне ясным голосом. — Ваш час настал!
Его слова лишили меня последней тени самообладания, — страх бури, неожиданность его присутствия, окончательно обессилили меня и я протянул ему руку с мольбой, почти не сознавая, что делаю и что говорю.
— Ради Бога… — начал я дико.
Он остановил меня повелительным жестом.
— Избавьте меня, от ваших молитв, а воззвания к Богу уже опоздали! Пойдемте!
Он двигался передо мной, как черный призрак в, странном бледном свете, окружавшем его, а я, ошеломленный, пораженный ужасом, плелся за ним, пока мы не очутились в салоне яхты, где волны со свистом ударялись в окна, как змеи, готовые ужалить. Дрожащий, не в состоянии говорить, я упал на стул: Лючио повернулся, и мгновение задумчиво глядел на меня. Затем он открыл одно из окон, и громадная волна, разбившись о борт яхты, осыпала меня своими горько солеными брызгами, но я ничего не замечал: мой тоскливый взгляд был устремлен на него — на существо, которое так долго было товарищем моих дней. Подняв руку авторитетным жестом, он сказал:
— Назад, вы, демоны моря и ветра! Вы, которые не элементы Бога, но мои слуги, нераскаявшиеся души людей! Потерянные в волнах или кружащиеся в урагане, прочь отсюда! Прекратите ваши крики! Этот час — мой!