Скорбь сатаны

— Богатства, как гений, даны человеку не для личного удовлетворения, но для оказания помощи тем, которые их не имеют! Но что сделали вы для ваших ближних? Даже книга, которую вы написали, и ради которой вы подкупили стольких людей, была напечатана вами не для пользы и утешения общества, но только чтобы добыть славу для себя! Ваш брак был плодом тщеславия и сластолюбия, и в лице вашей развратной жены вы получили должное наказание! Любви в этом браке не было; он получил благословение общества, но не благословение Бога! Вы отреклись от Бога! Он вам был не нужен! Каждый шаг вашего праздного существования был сделан только для благополучия самого себя; теперь же, я выбрал вас из числа всего человечества, дабы вы увидали и услыхали то, что никто не видел и не слышал по эту сторону жизни. Я выбрал вас, потому что в глазах общества вы благонравный и уважаемый человек; мир не назовет вас преступником! Вы никого не зарезали, ни у кого ничего не украли; ваши прелюбодеяния не превышают меру прелюбодеяний большинства людей, и ваше богохульство не сильнее того, что пишут нынешние литераторы! Однако, вы виновны в главном преступлении этого века, в похотливом эгоизме. — Это худший грех, который только возможен, потому что он почти неисправим. Убийца может раскаяться и спасти сто жизней, взамен той, которую он погубил; — вор может загладить свою вину честным трудом, сластолюбец умертвить свою плоть или вымолить себе прощение, но для эгоиста нет возможности покаяться, так как он считает себя совершенным, а Творца — за нечто низшее! Нынешнее столетие дышит эгоизмом; любовь к себе, поклонение к деньгам, вкрались в жизнь, умерщвляя всякую живую мысль, всякое хорошее чувство. Ради грубой наживы испортили самые живописные уголки земли; родители и дети, жены и мужья, готовы убить друг друга. Из-за мелкой горсти золота! Бог отвержен, Рай закрыт, и разрушение омрачает эту планету, знакомую ангелам под названием «Звезды Печали». Не ослепляйтесь более, миллионер, коего миллионы были употреблены только в угоду себе, а не для облегчения мирской грусти. Ибо, теперь что мир вполне развращен, что эгоизм царит над всем, и лукавство заменяет честность, что золото цель человеческого тщеславия, и чистота отвергается, что поэты учат разврату и наука — богохульству, когда любовь осмеяна и Бог забыт, конец близок! Я принимаю участие в этом разгроме, ибо человеческие души переживают свои телесные оболочки. Когда эта планета исчезнет как пузырь в воздухе, души мужчин и женщин продолжат свое существование, как продолжает существовать душа женщины, которую вы любили и душа матери родившей ее, как существуют все мои почитатели, проходящие через тысячу изменений, пока они не направят свой путь к Раю! И я продолжаю жить с ними, и только, когда они вернутся к Богу, очищенные, совершенные, то вернусь и я — но не раньше!

Он опять приостановился, и я услыхал отчаянные вздохи многих голосов; имя «Ариманец» внезапно пронеслось по тихому воздуху! Я вздрогнул и прислушался… Ариманец? или все же Риманец? Я посмотрел на него со страхом… всегда прекрасное, его лицо теперь казалось неземным, глаза блистали как живое пламя.

— Вы думали, что я ваш друг, — сказал он, — вы должны были знать, что я ваш враг. Кто бы ни льстил человеку за его добродетель и не потворствовал его порокам, тот, несомненно, его злейший недруг, будь он ангел или демон! Но вы считали меня за удобного товарища, и я был обязан служить вам, я и мои подчиненные. У вас не хватило чутья, чтобы это понять. О вы, презрительный насмешник всего сверхъестественного! Вы не задумались над тем, через чье страшное посредство совершались все чудеса вашего праздника в Виллосмире? Вы мало думали, что злые духи готовили дорогой банкет и разливали сладкие вина!

Невольный стон вырвался из моей груди, я дико осмотрелся; неужели могила не откроется предо мной, и я не избавлюсь от этой пытки?

— Да! — продолжал Лючио, — пир подходил к нынешним требованиям! Общество насыщалось до бесчувствия, и жители ада прислуживали ему! Мои подчиненные были похожи на людей; на самом деле существует мало разницы между человеком и дьяволом! Но что это было за уважаемое собрание?! Во всех своих летописях, Англия не могла бы найти второго столь странного торжества.

Жалобные, рыдающие голоса раздавались все громче и громче; я весь дрожал, ум переставал мыслить. Риманец посмотрел на меня с неожиданным выражением не то жалости, не то удивления.