Скорбь сатаны

— Каким смешным вы, люди, изображаете меня, какими мелкими человеческими принадлежностями награждаете меня! Если бы я был так отвратителен, как меня описывают, то, пожалуй, было бы лучше: никто не выбрал бы меня товарищем, никто не считал бы за друга. Я становлюсь таким, каким этого требует каждый человеческий нрав, такова моя судьба, таково наказание, возложенное свыше. Но даже под этой человеческой маской люди признают во мне что-то высшее; и неужели вы думаете, что когда Верховный Дух Творца принял земную оболочку, люди не признали в нем своего Властелина? Нет, признали и, признавая, убили Его, как всегда убивают все то, что носит отпечаток божественного! Лицом к лицу, я стоял с Ним на высокой горе и исполнил свой обет искушения. Миры и царства, власть и силу, что все это могло быть для Правителя вселенной? «Отойди от меня, Сатана», раздался божественный голос. О чудное поведение! о счастливый отдых; в тот самый вечер я достиг врат рая и внимал пению ангелов!

Его голос понизился и исполнился несказанной грустью…

— Но что мир сделал со мной и с моей вечной скорбью? — продолжал он, — не объявил ли он, что я радуюсь злу? О человек, которому по воле Всевышнего, я открываю часть тайны моей погибели, узнай раз и навсегда, что невозможной радости во зле. Зло — деяние человека моя мука, печаль Бога! Каждый грех каждого смертного обостряет мои страдания, удлиняет мой приговор; однако я должен помнить свой обет, я поклялся, что буду искушать человечество, что приведу его к погибели; но человек не клялся уступать моим искушениям! Он свободен и, если он противится, я ухожу; если принимает меня, я остаюсь. Вечное правосудие так порушило. Человечество, направленное Богочеловеком, должно совершить свое искупление и одновременно мое!

Тут внезапно приблизившись, он протянул мне руку, его стан возвысился, сделался еще более величественным.

— А теперь пойдемте, — сказал он тихим голосом, в котором слышалась угроза, — пойдемте, перед вами откроется тайна! Вы узнаете, с кем вы прожили так долго, в чьем обществе вы плавали по опасным морям; горделивый и надменный как вы, он все же не так преступен, так как признает Бога своим властелином!

При этих словах громовой удар оглушил мне уши; все окна по обе стороны каюты распахнулись, и я увидал странный блеск обнаженных сабель, направленных кверху… потом… почти без сознания я почувствовал, что меня схватили, куда-то помчали… через мгновение я очутился на палубе «Пламени» безвольным узником сильных невидимых рук. Подняв глаза в смертельном отчаянии, готовясь к адским пыткам, с какой-то уверенностью в душе, что молить Бога о милосердии слишком поздно, я увидал вокруг себя ледяной мир, над которым солнце будто никогда не стояло. Зеленоватые стеклянные стены обрамляли судно со всех сторон, волшебные дворцы, башни и ледяные своды составляли нечто вроде большого города; над холодно блиставшими льдинами круглая луна, как бледный изумруд, светила, а как раз против меня, спиной к мачте безмолвно стоял… не Лючио… а ангел, со знакомым мне лицом!..

Глава сорок первая

Увенчанный таинственным блеском дрожащих огненных звезд, этот величественный облик возвышался между мной и лучезарным небом. Лицо, суровое и прекрасное, было чрезвычайно бледное. В глубоких глазах таилось вечное страдание, бесконечная тоска и скорбь, безмерное отчаяние! Черты, запечатленные в моей памяти нашим долгим знакомством, были те же; но на них теперь лежал отпечаток чего-то неземного, оттененного вечной печалью. Телесных ощущений у меня не было. Только моя душа, доныне спящая, проснулась и трепетала от страха! Мало-помалу я начал чувствовать, что окружен людьми, и, оглянувшись, я увидал густую толпу лиц, странных, почти диких; умоляющие глаза были устремлены на меня в жалостной или суровой тоске, и бледные руки протянуты не то с мольбой, не то с угрозой! И пока я смотрел, воздух отуманился, изредка испещряясь молнией, блестящей, но мимолетной.

Широкие крылья пунцового огня окружали замерзшее судно, поднимаясь кверху, так что их блестящие верхушки почти касались луны! И он, мой враг, по-прежнему безмолвно стоявший у мачты, был также окружен этими острыми могучими крыльями, которые как призрачные тучи, освещенные ярким закатом, струились вокруг его темного облика, образуя за ним пылающее, сверкающее пламя. И голос, звучный, но бесконечно грустный, упал как таинственная музыка в холодную тишину:

— Вперед, вперед, Амиэль! К границам света!

С напряженными нервами я повернулся к рулевому. Неужели это был Амиэль, которого я так ненавидел, это существо, суровое как сама судьба, с темными крыльями и отчаянным лицом? Если так, то я узнал в нем демона! Лишь ужас и бесконечный стыд могут так исказить душу человека! Целый ряд преступлений виднелся в его измученных чертах… Но какая скрытая пытка терзала его, ее один смертный не мог бы угадать! Бескровными, костлявыми руками он повернул колесо, и ледяные стены с громовым шумом поддались…