— В консерватории Природа, — ответил лениво Риманец. — Моим первым «маэстро» был один любезный соловей. Сидя на ветке сосны, когда всходила полная луна, он пел и объяснял мне с удивительным терпением, как построить и извлекать чистую руладу, каденцу и трель; и когда я выучился этому, он показал мне самую выработанную методу применения гармонических звуков к порывам ветра, таким образом снабдив меня прекрасным контрапунктом. Аккорды я выучил у старого Нептуна, который был настолько добр, что выкинул на берег специально для меня несколько самых больших своих валов. Он почти оглушил меня своими наставлениями, будучи несколько возбужденным и имея слишком громкий голос, но, найдя меня способным учеником, он взял обратно к себе свои волны, катившиеся с такой легкостью среди камней и песка, что я тотчас постиг тайну арпеджио. Заключительный урок мне был дан Грезой — мистичным крылатым существом, пропевшим мне на ухо одно слово, и это одно слово было непроизносимо на языке смертных, но, после долгих усилий, я открыл его в гамме звуков. Лучше всего было то, что мои преподаватели не спрашивали вознаграждения.
— Мне кажется, что вы не только музыкант, но и поэт, — сказала леди Сибилла.
— Поэт? сжальтесь, милая барышня, как вы можете быть столь жестокой, как вы можете обвинить меня в такой гнусности? — Лучше быть убийцей, чем поэтом… убийца безусловно пользуется большим вниманием публики…
Тут Диана Чезни подошла и перебила его.
— Леди Эльтон желала бы услышать ваше пение, князь, — сказала она, — не сделаете ли вы нам это удовольствие? Но спойте что-нибудь простое, незамысловатое, чтобы успокоить наши бедные нервы, раздраженные вашей чудной, но страстной игрой; вы не поверите, но я чувствую себя совсем расстроенной.
Лючио сложил руки со смешным видом виноватости.
— Простите меня, — сказал он слащаво.
— Я вам прощаю, — нервно засмеялась мисс Чезни, — но на условии, что вы нам что-нибудь споете.
— Слушаюсь, — покорно проговорил Лючио и, опять присев к фортепьяно, взял несколько минорных аккордов и запел следующие куплеты:
Эта странная песнь, переданная сильным звучным баритоном, полным жизни и страсти, произвела на нас потрясающее впечатление. Мы опять молчали, пораженные скорее страхом, чем удивлением, и опять мисс Чезни заговорила первая.
— Вы находите, что это просто? — сказала она капризным тоном.
— Конечно, — ответил Лючио, — любовь и смерть — это весьма обыденные сюжеты, — баллада эта называется «Последняя песнь любви»; говорят, что ее пел любовник перед тем, чтобы убить себя и свою любовницу. Такие случаи бывают каждый день, вы это знаете по газетам…
Он не докончил. Резкий, громкий голос прервал его.
— Где вы научились этой песне?
Глава четырнадцатая
Это был голос парализованной графини; ей удалось слегка приподняться на кушетке, на ее лице был отпечаток безумного страха. Лорд Эльтон быстро подошел к ней, а Риманец с циничной улыбкой на губах встал из-за фортепьяно. Мисс Шарлотта, до сих пор сидевшая неподвижно и молча, вскочила и приблизилась к сестре, но леди Эльтон, благодаря должно быть крайнему возбужденно, казалась сверхъестественно бодрой и сильной.
— Оставьте меня, — сказала она нетерпеливо. — Я не больна, я чувствую себя лучше, несравненно лучше, чем все эти последние месяцы. Музыка ободряет меня. Попросите вашего друга присесть ближе ко мне, я хочу поговорить с ним, — прибавила она, обращаясь к мужу:
— У него великолепный голос, и я знаю романс, который он пел, я читала его давно в рукописи, и мне хотелось бы знать, откуда он его достал…
Риманец придвинулся к больной со свойственной ему мягкостью движений и сел рядом с ней в кресло, предложенное ему лордом Эльтоном.
— Вы воскресили мою жену, — сказал старик, — я давно не видел ее такой оживленной.
И, оставив их вдвоем, он направился туда, где леди Сибилла, я и мисс Чезни сидели группой, более или менее свободно болтая.
— Я только что выражал надежду, что вы и ваша дочь посетите меня в Виллосмире, — обратился я к графу.
Брови старика нахмурились, потом деланная улыбка заиграла на его губах.