Скорбь сатаны

— Ради Бога, не будемте об этом говорить, — воскликнул я в раздражении, — я знаю, что в моем творчестве чего-то не хватает… Ваше суждение может быть правильное, но я не желаю об этом думать! Пусть моя первая книга пропадет, — в будущем я, пожалуй, напишу что-нибудь лучшее.

Лючио ничего не ответил; докурив свою сигару, он далеко отбросил окурок и повернулся ко мне:

— Я удаляюсь, — сказал он, — мне еще надо сделать несколько распоряжений, а потом я пойду к себе. Спокойной ночи!

— Вы берете на себя слишком много, — сказал я.; — Не могу ли я в чем-нибудь помочь вам?

— Нет, не можете, — улыбнулся Лючио. — Когда я что-нибудь предпринимаю, то не люблю, чтобы мне мешали. Спите хорошо и встаньте пораньше.

И, дружелюбно кивнув мне головой, князь медленно удалился. Я посмотрел ему вслед, пока его высокий, стройный облик не скрылся в дверях; потом закурив свежую сигару, я спустился в сад, где в живописных уголках виднелись пестрые палатки с цветами, обвитые беседки, ожидавшие приезда гостей. Я взглянул на небо: оно было безоблачно и ясно, дождя не предвиделось. Неожиданно для самого себя я открыл калитку и через несколько минут очутился перед «Коттеджем Лилий». Дом выглядел тоскливо и безмолвно. Я знал, что Мэвис Клер была в отсутствии, недаром место, где она жила, казалось грустным и унылым без нее! Ветки ползучих роз беспомощно висели на стене, как бы прислушиваясь к первому звуку ее приближающихся шагов; на лужайке, где я впервые увидал ее, играющей с собаками, несколько высоких лилий белели на фоне темного неба; их чистые сердца открыто внимали сиянию звезд и вздохам благоуханного ветерка, запах душистого дерна и жимолости наполнял воздух… Я облокотился на низкий забор, вглядываясь в тонкие тени деревьев, падающих на траву, и в ту же минуту где-то невидимо тихо запел соловей. Нежный, но грустный голос маленького певца задрожал в тишине, наполняя ее как бы серебристыми каплями звучной мелодии… Я слушал в каком то оцепенении, пока глаза мои не помутились от внезапно навернувшихся слез. Как это ни было странно, но в эту минуту я не думал о своей невесте… Лицо другой женщины предстало моему воображению… лицо не столь красивое, сколь ласковое, озаренное сиянием двух нежных, грустных, удивительно невинных глаз, лицо, которое могло бы принадлежать юной Дафне с таинственным венком, осеняющем ей голову. А соловей продолжал петь, и высокие лилии тихо колыхались на своих тонких стеблях, как бы одобряя невидимого певца.

Сорвав одну из ползучих роз, я отвернулся с неприятным чувством тоски, причину которой я объяснить себе не мог. Отчасти я приписал его сожалению, что когда-либо позволил себе критиковать чудную владелицу этого домика, где довольство и мир жили бок о бок, в товарищеском уединении, однако это было не все. Было еще что-то в моем уме, что-то непонятное, неопределенное, но весьма грустное. Впоследствии я узнал причину этого состояния, но, увы, слишком поздно!

Возвратившись в свои владения, я увидал ярко-красный свет в одном из верхних окон замка. Свет мерцал, как блестящая звезда, благодаря этому освещению, я без труда проник в дом, где меня дожидался юный паж в пунцовой ливрее. Он провел меня до моей комнаты, где я застал Амиэля.

— Князь у себя? — спросил я его.

— Да, сэр.

— В его окне красная лампа, не правда ли?

Амиэль призадумался. Хотя его вид был вполне почтительный, мне показалось, что на его губах блуждала улыбка.

— Мне кажется… должно быть есть, сэр!

Я ничего больше не спросил, и Амиэль молча приступил к исполнению своих обязанностей.

— Спокойной ночи, сэр, — сказал он, наконец, глядя на меня без всякого выражения в своих лисьих глазах.

— Спокойной ночи, — ответил я холодно.

Амиэль вышел из комнаты с обычной вкрадчивостью хищной кошки. Он едва успел уйти, как движимый внезапным приливом ненависти к нему, я кинулся к двери и закрыл ее на ключ… Нервно затаив дыхание, я прислушался: в доме царила безмолвная тишина… Я простоял так по меньшей мере четверть часа в ожидании чего-то, но чего, я сам не знал; глубокая тишина, однако, не нарушалась… со вздохом облегчения я бросился на роскошную постель, достойную служить ложем королю и быстро заснул. Я увидел во сне, что я вновь беден, но бесконечно счастлив; я жил опять в своей старой квартире, работал усердно, сознавая, что в этот раз мой труд пожнет всеобщее одобрение. В соседней комнате мой невидимый сосед играл на скрипке; но в этот раз торжественные мотивы дышали радостью и восторгом и пока я писал в приливе восторженного вдохновения, забыв бедность и мирские невзгоды, я слышал, как отдаленное эхо, пение соловья, и видел в далеком тумане, но направляющегося ко мне светлокрылого ангела с лицом Мэвис Клер.

Глава двадцать третья