Сквозь тьму

Он брел под темным, безлунным небом. Ночи становились все длиннее. Это дало нерегулярным войскам преимущество, которого им не хватало летом: они могли продвигаться дальше под покровом темноты в это время года. Если бы он сейчас вернулся в Цоссен, он бы задумался, хватит ли у него кувшинов спиртного, чтобы продержаться пьяным большую часть зимы. Если только эта зима не будет сильно отличаться от всех предыдущих, ему тоже будет достаточно.

Но эта зима была другой, и Цоссен был далеко отсюда. Вместо рыжеволосых, которые разместили гарнизон в его деревне, Гаривальду приходилось беспокоиться о том, какие грелзерские войска охраняют лей-линию для своих альгарвейских хозяев.

Он задавался вопросом, насколько упорно будут сражаться люди, служившие королю Раниеро.Они не были альгарвейцами, что, несомненно, было к лучшему. Но у них не было бы только того оружия, которое они могли бы украсть или позаимствовать. Альгарвейцы хотели бы убедиться, что они смогут сражаться, хотят они того или нет.

Мундерик говорил тихим, но настойчивым голосом: “Мы приближаемся к их линии. Следите за своими глазами, каждый из вас, проклятый. Мы хотим проскользнуть мимо предателей Грелцеров; мы не хотим ввязываться с ними в драку. Если мы сможем посадить яйца, а затем улизнуть обратно в лес, мы сделали то, ради чего пришли ”.

Кто-то сказал: “Нам придется убить этих сукиных сынов раньше или позже. С таким же успехом можно начать прямо сейчас”.

“Если нам придется, мы это сделаем”, - ответил Мундерик. “Но сейчас важнее причинить вред альгарвейцам. Это то, к чему мы стремимся в первую очередь”.

С немалой неохотой Гаривальд признался самому себе, что Мундерик был прав. Он остановился и вгляделся вперед в ночь. Во имя эффективности король Свеммель приказал посадить кустарник по обе стороны от множества лей-линий в Ункерланте, чтобы люди и животные не попадались по неосторожности на пути каравана. Сколько потраченного труда не было измерено по отношению к спасенным людям или животным. Гаривальд задавался вопросом, почему нет, но ненадолго. Потому что приказ отдал Свеммель, вот почему. Он все еще боялся короля больше, чем любил его. Но альгарвейцев он боялся - и ненавидел - еще больше.

“Стой!” - крикнул кто-то из темноты впереди с акцентом, очень похожим на его собственный. “Кто там идет!”

Гаривальд лег на живот. Он не мог видеть человека, который бросил вызов, и он не хотел, чтобы тот парень тоже его видел. Насколько он знал, Грелзер носил кристалл и вызывал подкрепление. Но раздался голос Садока, резкий и гордый: “Свободные люди Ункерланта, вот кто!”

Из ночи появился луч, направленный на крикливого потенциального мага. Гаривальд и его товарищи открыли ответный огонь, пытаясь поразить Грелзера прежде, чем он сможет поразить кого-либо из них. Судя по тому, как он кричал - вопил - у него не было кристалла, чтобы позвать на помощь. Мгновение спустя крики сменили ноту, от страха к крови. Мгновение спустя, наиболее резко, они оборвались.

Из-за изгороди - как он добрался туда так быстро? - крикнул Мандерик: “Вонючий сукин сын мертв - поцарапай одного предателя. Но давай. Теперь мы должны быстро посадить эти яйца. Садок, ты здоров?”

“Да”, - ответил Садок.

“Тогда поднимайся сюда”, - рявкнул Мандерик, когда иррегулярные войска вырыли яму в грязи между изгородями, отмечающими путь лей-линии. “Скажи слова над этими яйцами, и мы выберемся отсюда”.

“Да”, - повторил Садок. Произнесите слова, которые он произнес, быстрым пением.Гаривальд не думал, что это было на ункерлантском, но не был уверен. Когда Садок произносил эти слова, он тоже не был уверен, что они сработают. Как только они были закончены, он помог своим товарищам засыпать яму, которую они вырыли. Затем они снова отправились под укрытие леса. Больше солдаты Грелцера не подходили посмотреть, что могло случиться, или преследовать. Это сказало Гаривальду больше, чем немного о качестве людей, которые служили Раниеро.

Иррегулярные войска были уже больше чем на полпути к лесу, когда отдаленный рев позади них заставил их разразиться радостными криками. Если бы кто-нибудь из жителей деревни услышал их, они могли бы принять их шум за лай волчьей стаи, которая убила. Они бы тоже не сильно ошиблись. Даже Гаривальд похлопал Садока по спине.

Сразу за лесом кто-то неровно наступил на яйцо, зарытое в траве. Этот рев был громче, интимнее. Его крики были более ужасными, чем у Грелзера, но почти так же быстро стихли. Обилот сказал: “Один из нас за один из их караванов - честный обмен”. Она была права... но дрожь Гаривальда не имела ничего общего с холодом.

У маршала Ратара и генерала Ватрана в эти дни был новый штаб; альгарвейцы наконец-то преодолели овраг, из которого они так долго руководили боем за Сулинген. Это тоже была пещера, пещера, вырытая в склоне утеса, который спускался к Вултеру. Гонцам приходилось прокладывать свой путь по узкой, извилистой, опасной тропинке, чтобы доставить новеньких из немногих районов города все еще удерживаемым Ункерлантцам и забрать приказы.